Милан Милетич: «Для меня айронмен — это человек, который помог поднять соседу стиральную машину на третий этаж». «Надо прекратить культуру страдания»: Большое интервью с Миланом Милетичем

Мастер спорта по велоспорту, тренер по бегу, бывший (насколько это возможно) спецназовец, серб, который родился в стране, которой больше нет - Югославии - долго странствовал по свету и открыл в Москве социальный проект Nula, а потом - клуб любителей бега «Столица» (вместе с ребятами из Московского Марафона). В интервью он часто рассказывает , о том, что бег - это средство, а не цель, но нам мало известно о нем самом. И, пока этот человек меняет образ московского бега, редакция Stride Mag решила выяснить, кто такой Милан Милетич.

S. Как война (в том числе осада Сараево в процессе распада Югославии , начавшегося в 1991 году) повлияла на твое детство?

М. У меня очень хороший слух, и я мечтал учиться в музыкальной школе, но мне не удалось туда поступить из-за войны - я тогда был совсем маленьким, мне было 10-11 лет. Папа был на войне, в Хорватии и Боснии, а мы с братьями, как и все дети, проводили достаточно времени дома, потому что на улице царило беззаконие, хулиганство. Но в этой ситуации было и кое-что забавное, потому что, когда страна достаточно бедная, ты учишься импровизировать в детских играх, учишься обходиться на улице минимумом игрушек. Было достаточно интересно. Страна была бедная (как и сейчас), но, чем беднее люди, тем они крепче держатся вместе. Чувствую, что первая война помогла понять, что мне не нужно много, чтобы я был счастлив. Больше повлияло второй раз, когда бомбили страну во время войны за Косово , и я пошел в армию. Тогда я уже был подростком восемнадцатилетним.

S. Скажи, пожалуйста, почему ты пошел в спецназ? Это казалось логичным способом зарабатывать, в связи с военными действиями?

М. Когда я закончил колледж, так у нас называется средняя школа, я очень хотел попасть на факультет физической культуры. Я был гиперактивным ребенком, так что прилежного ученика из меня не вышло, на бесплатное образование рассчитывать не пришлось, и я стал искать работу. Мой папа и дед работали в типографии - папа был старшим мастером, учился в Германии. Он был очень известным в среде типографов в Сербии. Отец ожидал, что я буду этим заниматься, но это было не мое, мне не очень нравилось стоять над машиной. Я социальный человек - люблю болтать с людьми, а машины - это не мое. Да и зарплата там была небольшая, так что я поработал столько, сколько хватило на оплату учебы в университете, и ушел. И как раз открылся конкурс на спецназ, где в 2001 году можно было «поднять» 1000-1500 евро. Как у любого тинейджера у меня было романтическое представление об армии, войне и настоящей дружбе - слишком много читал Ремарка. И я выбрал спецназ. И вот на конкурсе в первый день нас было 640 человек, потом был отборочный процесс, и нас осталось 80. Потом шесть месяцев обучения, и нас осталось 50 человек.

S. Это были какие-то спортивные испытания?

М. Это называется психо-физический отбор. Ты минимально спишь, тебя минимально кормят, постоянно находишься под психофизической нагрузкой и в первые десять дней, в принципе, 50 процентов людей отваливаются. Выживают самые упрямые. Причем, это всегда неожиданные люди.

Если судить по американским фильмам, спецназовцы - это такие накаченные ребята. Но в настоящем спецназе качки «отваливаются» первыми. И человек, который не выглядит, как спецназовец, когда ему даешь пистолет, стреляет, как будто он с ним родился.

S. Читала, что твой папа хотел, чтобы ты стал футболистом, но не вышло, вероятно, из-за того, что ты был пухленький. Как было на самом деле?

М. Я до 16 был прямо «бочкой». Плюс, как у многих в этом возрасте, у меня были проблемы с координацией. Вот и стоял на воротах. А все ребята в команде были уже взрослые, худышки, с хорошей координацией и классно играли в футбол. Папа всегда учил ребят играть в футбол, посвящал им больше времени, а я, его ребенок, стоял на воротах. Мне как маленькому ребенку это было больно и обидно. Что все талантливые, а я совсем плохой. Из-за этого футбол и баскетбол не мое, хотя сейчас я умею, конечно, играть. Но это развилось, когда я уже стал старше. А потом пошел заниматься циклическими видами спорта. Там попробовал все.

S. Почему тебе подходили эти виды спорта? Что ты в них увидел, что понял: это мое?

М. Точно сказать не могу. Я очень любил проводить время на улице. В этом смысле велосипед прекрасен. Мне это дало ощущение свободы, одиночества. Постоянно с тобой рядом есть люди, постоянный обмен информацией, а это момент, когда ты три часа в одиночестве. Сел на него и катаешься на улице по четыре-шесть часов. Свежий воздух, солнышко, дождь - не важно, просто крутишь педали, наслаждаешься тренировкой, природой, хорошей компанией. Тот же самый бег. Можно думать или вообще не думать, а расслабиться и попасть в медитативное состояние. И это лечит.

S. Почему ты поехал во Францию в свое время? Почему не остался в Сербии?

М. Я закончил спортивный факультет, и можно было больше не работать в спецназе и вот наконец-то спорт, большая любовь. Столько энтузиазма, желания. Я с чистой душой уволился (хотя папа ругался, потому что у меня была возможность продолжать карьеру офицера - хорошая зарплата и так далее). Я начал ходить от клуба до клуба и говорить, что я очень крутой, хорошо делаю свою работу и могу сделать людей чемпионами. Но в любом клубе интересовались, кого я знаю, кто меня прислал и так далее. Пришло горькое понимание, что весь энтузиазм и все знания ни к чему не приводят в нашей стране, да и тут тоже. Но деньги-то нужны, а в типографию как-то не хочется. Пришлось идти опять в спецназ, и я пошел во Французский легион . У них, на самом деле, очень жесткий отбор - короткий тест, и его проходит один человек из семи. Я был не самым идеальным кандидатом (у меня был опыт сербского спецназа, а людей с опытом сложнее переучивать), но все равно попал. Через шесть месяцев отборочный процесс закончился, и я задал себе вопрос, хочу ли я этим заниматься всю жизнь, - ведь это значило бы отказаться от семьи, друзей, настоящей работы. Я понял, что не хочу воевать чужие войны за деньги и не стал подписывать контракт.

S. И сразу поехал в Швецию?

М. Нет. Вернулся в Сербию. У меня был друг из Австралии, он работал в Швеции лесным гидом, и он меня пригласил туда: там нужно было уметь читать карту, ориентироваться в природе, немного похоже на спецназовские курсы выживания, только мирно и в палатках. Сидеть дома и работать по 10 часов за 250 евро не очень хотелось, и я согласился быть гидом.

S. Ты как-то сказал, что человек, служивший в спецназе, марафона не боится. Что такого страшного было в спецназе?

М. Во всех элитных спецназах отбор очень жесткий. Проходят единицы, и им все марафоны и IronMan’ы и ультрамарафоны и все остальное, что есть в этой «спортивной экзотике», - просто смешно. Первые десять дней ты еще на адреналине, но потом ты понимаешь, что двух часов сна не хватает. Где-то к тридцатому дню я из-за недостатка сна стал галлюцинировать. Также минимальное питание. Ты получаешь большой рацион еды, но у тебя нет времени его съесть. Инструктор говорит: у вас есть пять минут. А потом надо бежать «десятку» вверх-вниз, вверх-вниз по холмам.

Люди просто блевали сразу. Я это сухое мясо клал в карманы и в течение дня, когда была минута, понемногу ел.

В стрессовых ситуациях быстро соображаешь. Плюс, я быстро понял, что мясо не работает, а работает сахар, и менял мясо на шоколадку - 45 дней прожил на 500 г шоколада в день. Когда я закончил спецназ, меня больше не мотивировали никакие спортивные достижения в обычной жизни. Ты прошел уже вещи в десятки раз более тяжелые. [Стандартные мотивационные фразы типа «Докажи себе, что можешь»] уже не работают. Но самое тяжелое - это когда перестаешь работать в спецназе. Начинаются самые большие проблемы.

S. Из-за рутины и скуки?

М. Из-за возвращения в нормальную жизнь. Три месяца назад ты был богом, мог спасти или убить человека, и как спецназ юридически за это не отвечать, ведь ты на войне. Обычные люди были для тебя предметом, никем, а теперь к ним надо относиться по-другому, с ними надо считаться. Еще одна проблема, с которой сталкиваются люди, уволившиеся из спецназа, и моя тоже: некоторое время после возвращения ты не можешь заниматься сексом. Это такой синдром клинический. Вместо того, чтобы расслабиться и заниматься сексом, ты мучаешься от флешбеков, заново проживаешь ситуации, которые были там, на войне, и без помощи медикаментов ты практически не можешь заниматься сексом. Это длилось примерно полтора года, потом успокоилось. Сейчас случаются флешбеки раз в месяц по три-четыре ночи. Мне снится, что я бросаю своих друзей, что они пошли умирать на войну без меня, и все на меня обижены.

S. Это всё на самом деле отражает твои чувства?

М. В том-то и дело, что нет, но это сидит где-то глубоко внутри, потому что заложено воспитанием. Всех нас учат не бросать друзей, когда мы ещё детишки, а на самом деле надо учиться отпускать и продолжать свою жизнь. Воспитание, которое мы принимаем через религию, культуру, семью нас формирует, когда мы маленькие. Поэтому, когда мы становимся взрослыми, то ведем себя немного странно, потому что нас так воспитывали. К примеру, традиционно нас учат, что геи - это плохо. И вот взрослый человек тридцати лет ненавидит геев…

S. Просто потому что ему сказали об этом в детстве.

М. Да. Еще сказали, что разводиться - это плохо, и вот ты разводишься и чувствуешь вину. Понимаешь, что это было самое лучшее решение, но чувствуешь вину. Почему? Потому что всегда учили, что это плохо. Короче, то время после работы в спецназе было тяжелым.

S. Что тебя вернуло в нормальную жизнь?

М. Я освободился от этого и сейчас продолжаю. Понял, что не могу делать статическую работу, что не хочу жить с родителями, что я хочу свою жизнь и работать на работе, которую люблю. Зарабатывать достаточно денег, чтобы провести пенсию в горах или на море в маленьком домике и читать книги весь день, пока не умру.

S. …И поэтому ты приехал в Москву, ведь здесь море и горы.

М. Москва - это еще один шаг, еще одна ступенька к этой пенсии, когда мне будет больше, чем 55-60 лет. Сейчас это просто еще один цикл.

S. Ты говорил, что приехал в Россию со 100 евро в кармане…

М. В принципе, так и было. Я два раза приезжал в Россию. Первый раз в 2010 году. Работал преподавателем физкультуры в школе в Покровском-Стрешневе, и мне очень нравилось. Проработал восемь месяцев, но, несмотря на то, что у меня был иностранный диплом и IELTS, и разговорный английский отличный, меня попросили уйти. Ничего подобного не практикуется в подобных школах в Европе: если ты учитель литературы, логично, что это должен быть native speaker, но преподаватель физкультуры может быть откуда угодно. Но в Москве все по-другому. Было жаль: меня очень любили дети, и я очень любил эту работу, нравилось, что я могу с ними делиться своим опытом. Это всё были дети из очень обеспеченных семей, но кроме денег им большинство родителей ничего не дарили. Ни внимания, ни любви. Только деньги. И они в тебе видели и преподавателя, и старшего брата, просили совета. Короче, было обидно.

Я разочаровался, вернулся в Сербию. Но потом в Москве и в мире начался беговой бум, и мы с моей подругой Камиллой Газиевой открыли Unity Run Camp - делать спортивные лагери за границей, интенсивные недели в Москве. Потом Камилла вышла замуж в Штатах, и я практически остался без проекта, потому что она круто работала с администрированием и маркетингом, я хорошо работал с людьми. К сожалению или к счастью, я пошел в I Love Running на полтора месяца, успел там поработать, но мне не понравились неуважительное и немножко агрессивное отношение к сотрудникам внутри компании, я не хотел это терпеть, и ушел. Тогда мы и создали Nula Project, который хорошо поработал полтора года.

S. Кажется, что дольше - столько было вокруг него шума и классных ивентов. Кстати говоря, почему проект закрылся?

М. Да, было круто. Это был еще один шаг и опыт. Я люблю длинные отношения, но, если видишь, что проект не развивается, не растет или не приносит удовольствия, надо идти дальше. Или отпустить, если нашелся человек, который делает это в десять раз лучше тебя. Я рад, что мы сделали столько шума и столько прекрасных людей перезнакомились. Но к сожалению, я не мог вести два проекта, потому что появилась «Столица».

S. Я так понимаю, что принципы работы «Столицы» и «Нулы» похожи? Те же функциональные тренировки, тренировки в виде игры, да? Только КЛБ, получается школа платная, прямо серьезная, а Nula - это коммьюнити, так?

М. Идеи похожи, только в «Столице» не функциональные тренировки, а беговые, плюс элементы ОФП, растяжка, СБУ, а также социализация через спорт. В 2012-2013 году я встретился с Юрой Афанасовым из Московского марафона. Я ему тогда предложил вместе создать беговую школу от Московского марафона, типа как New York Road Runners. В тот момент они (Афанасов и Дмитрий Тарасов - прим.ред.) не были готовы, и вот полтора года назад я опять предложил, и они согласились. Начали работать вместе. В какой-то момент я понял, что не могу эмоционально вкладываться в «Столицу» так, как хочу, потому что у меня Nula. Так что в один момент я попросил несколько ребят из «Столицы», чтобы они вели Nula. К сожалению, тусовка начала закрываться: изначально это был проект «за всех», а стал проектом «только за своих». У них не получалось, у меня не было времени этим заниматься, и я не хотел видеть, как проект умирает. Я предложил оставить проект, пока все еще круто: закроем его, пусть одна хорошая история будет за нами. Так и получилось.

S. Пока мы недалеко ушли от темы I Love Running: есть твоя знаменитая фраза про школы, которые готовят за семь недель к марафону - «ребята, лучше сразу стреляйте себе в ногу». Речь об I Love Running?

М. О ней, конечно. Думаю, что они лучшие продавцы на рынке. Вот стакан кофе, пьешь его пять дней, худеешь на пять килограммов. И все хотят этот кофе. Они поняли, что людям нужно. Людям нужно мгновенно получить какое-нибудь звание: полумарафонец, марафонец. Что-то, что другие люди будут лайкать, цель за короткий временной промежуток и соответствующий социальный статус после этой цели.

Настоящий беговой бум начнется, когда люди станут пользоваться бегом как образом жизни и принимать его не как результат, а как инструмент для получения психофизического здоровья.

Вот в Нью-Йорке среднее время на марафоне среди более 50 тысяч участников - 4.47, пейс - 6 минут 34 секунды за километр. Это не темп бега за результат, это бег за здоровьем. Но в Москве это пока не работает, а работает связка «результат как мотивация», потому что жизнь в большом городе - это когда тебя никто не замечает. И ILR с их предложениями появились очень кстати. Сколько это еще будет держаться, непонятно. Они остаются лучшими продавцами на рынке, хотя уже начинает появляться более качественная информация, что подобные программы на более длительный срок не очень полезны. Люди думают, почему в Москве не так много бегунов, как в Лондоне, Нью-Йорке, остальных городах. Там гораздо больше бегунов, потому что, когда у них начал развиваться бег, капитализм и культура потребления не была настолько развита. Они поняли, что бег или джоггинг нужны им просто для здоровья. Потому что работать на сидячей работе по десять часов неполезно.

S. Ну да, что, если не двигаться, скоро мы все умрем.

М. Да. И врачи сказали, если хотите оставаться здоровыми, то 30-40 минут в день медленного бега по три-четыре раза в неделю. Вот и начала развиваться культура. Потом через нью-йоркский марафон это становится глобальным и так далее. Но проблема Москвы в том, что культура начала развиваться не из-за здоровья, а потому, что нам всем это нужно из-за социального статуса. Может быть, такой менталитет был бы и в Штатах, если бы там бег появился в конце 1990-х - начале 2000-х. И наоборот, если бы бег здесь появился раньше, он бы прошел эти периоды и люди бы понимали, что это нужно именно для здоровья.

S. К слову о капитализме. Насколько мне известно, тебя волнует тема, что профессиональные бегуны соглашаются на небольшие, не денежные сделки с брендами. Я правильно поняла твою идею?

М. Когда я начал работать с большими брендами по разным проектам (в рамках Unity, Nula Project и сейчас со «Столицей»), я стал замечать, что здесь, в России, еще не развита, скажем, бизнес-культура. Особенно среди молодых людей, которые работают с большими брендами. Когда видишь, как все это работает на Западе и как это делают здесь, появляется ощущение, что большие бренды пользуются или хорошо манипулируют молодыми людьми, чтобы за ничего получать очень много.

S. Можешь привести пример? Чисто внешне кажется, что все так же. Те же поп-звезды в рекламе брендов, а некоторые бренды привлекают спортсменов. Кажется, что то же и на Западе происходит.

М. Разница в том, что на Западе спортсмены, блогеры или лидеры мнений берут за это большие или просто адекватные деньги. Просто есть разные схемы сотрудничества. Вот пример. Мы живем в одном районе. Допустим, я открыл кафешку локальную. Я знаю, что тебя фолловит куча людей в инстаграме и фейсбуке, и я прошу: Серафима, помоги сделать так, чтобы люди узнали, что на районе есть кафе с крутым домашним кофе и атмосферой. Я твой друг, и ты скажешь: давай сделаем. Бесплатно, ничего не нужно, мы просто сделаем это вместе. Ты мне помогаешь развивать локальный бизнес, чтобы люди пили кофе не в Макдональдсе, а у человека, которого знают.

S. Так и бывает.

М. Да, так и должно быть. И это хорошо. Следующий пример. Я уже большой предприниматель, и открыл мультибрендовый магазин. Это очень серьезные деньги, все хорошо развивается. Мы с тобой не очень дружим, просто знаем друг друга через соцсети. Я знаю, что за тобой следит много людей, я прошу помочь, я хочу, чтобы больше людей знали про мои продукты. И даю тебе в подарок сколько-то продуктов, чтобы ты их просто носила и иногда в них фоткалась и ставила хештег. В этом сотрудничестве я тебе уже что-то даю. И есть третья модель, где есть ты, популярный блогер или спортсмен, и есть мультимиллионные бренды: Nike, Adidas, Puma, Asics, Mizuno и так далее (говорим про спортивные). И начинается следующий уровень. Если ты работаешь с брендами, которые крутят миллиардами, и очень странно было бы не спросить деньги.

S. Я в этой модели уже известный персонаж, который вам нужен сейчас больше, чем вы мне, и поэтому за это вы мне платите деньги. Так?

М. Они к тебе приходят и говорят: мы хотим, чтобы ты нас рекламировала, вот тебе наши шмотки. А ты шмотки уже получил от мультибрендового магазина. И внезапно бренд, который на мировом уровне работает, и ты знаешь, что у них гораздо больше денег, вдруг предлагает ту же схему. Вот тут надо уже, как на Западе, спрашивать еще что-нибудь. Но в Москве это не получается. Во-первых потому, что не предлагают, ведь задача любого менеджера за минимально получить максимально. Во-вторых, - я сейчас говорю про спорт и не говорю про остальных, - у молодых тренеров не развито бизнес-образование. Они недостаточно ценят себя, не верят в себя или стесняются спросить деньги.

S. Скорее всего, все вместе. Кажется, у нас в культуре такое не принято, а наоборот, заложено, очень стыдно не только просить деньги, но вообще поднимать эту тему.

М. А это не должно быть так. Потому что они как лидеры мнений оказывают услугу, и это должно быть платно. Мне сейчас немножко обидно за них, ведь я знаю, сколько я денег получал от брендов. Если я, деревенский парень из Сербии, могу получать такие цифры, почему русские ребята, которые в десять раз круче, ведут соцсети гораздо круче, их смотрят больше людей, работают за кроссовки и футболки?

S. Как это изменить?

М. Один из вариантов, организовать с этими ребятами союз работников спорта. Сказать: давайте не будем так делать, потому что это демпингует рынок. Вот ты, Серафима, журналист. Ты получаешь свою зарплату в журналах или в деньгах?

S. В буквах и цифрах.

М. Короче, спортсменам тоже надо объяснить, что зарплату надо получать в деньгах. У больших брендов есть огромные бюджеты.

Каждый раз, когда спортсменам добрый менеджер из бренда говорит, какой у них маленький бюджет, и ты ему веришь, знай: этот «добрый» менеджер только что получил за свою сделку с тобой очень крутой денежный бонус.

Ещё бы: ведь теперь десять супер-крутых спортсменов и трендсеттеров за несколько футболок и кроссовок будут промоутировать этот бренд лучше, чем любая реклама. К сожалению, пока что, точечно, это не изменишь. Даже если ты, Серафима, понимаешь, что ты профессионал, что ты круто пишешь и умеешь делать классные фотки, тебя читает куча людей и ты знаешь цену своим усилиям - это не работает. Скажем, ты приходишь и говоришь, окей, Nike, вы мне платите 100 000 в месяц плюс столько-то экипировки. Они тебе скажут: котик, что с тобой, не будь смешным. Ведь легко найти человека, который менее крутой в своем деле, но согласится на эти условия. Но, если профессионалы будут отказываться от сделок с брендами, рано или поздно эти бренды будут рекламировать те люди, которые бренду сделают антирекламу. И бренд возненавидят. И ему придется начать платить спортсменам, чтобы вернуть репутацию.

S. Тут еще вот какой момент - менеджеры брендов очень дружелюбные ребята, а с друга ты не можешь попросить деньги.

М. Почему?

S. Ну такая культура наша. С друга как попросишь? Вот у нас был первый пример с кофейней, там же всё по-дружески, за бесплатно, - рад будешь, если друг тебе в ответ по доброте душевной кофе нальёт. То же с менеджерами брендов - они зайки, забываешь, что менеджеры.

М. Я не забываю. Меня спрашивали из одного бренда: «Милан, ты очень крутой, расскажи, почему к тебе ходят заниматься столько людей, а к нашим тренерам не ходят. Можешь сделать лекцию для наших ребят?» Я говорю, могу. Когда? - «В это воскресенье». Отлично, но это будет стоить полмиллиона. Они мне: «Но как же так? Мы думали, что мы друзья». Ну да, мы друзья, но я знаю, что я работаю на ваш бренд, я знаю, что у вас очень много денег и давайте немножко ваш бюджет разгрузим. Дайте мне ваши полмиллиона, я сумею их потом раскрутить дальше.

S. Ты тоже, как и Искандер Ядгаров, считаешь, что

В рамках проекта Nula Милан Милетич тренирует сотни бегунов. Но при этом считает, что называть бег мейнстримом пока рано. Мы поговорили с Миланом о беговой тусовке, медитации, бесполезности диет и о том, что бег на самом деле не любит никто.

Бег в России сейчас очень популярен. Как тебе кажется, почему люди начинают им заниматься: ради здоровья, тусовки, моды?

Когда я приехал в Россию в 2010 году, в Москве было бегунов 200, а может и меньше. Но потом, с 2011-2012 года, бег начал активно развиваться. Но пока я не могу сказать, чтобы этот вид спорта стал мейнстримом, это, скорее, просто мода. Мейнстримом он станет лет через пять-шесть, если всё будет продолжаться в том же духе.

Есть статистика, согласно которой больше 80% людей начинают заниматься физическими упражнениями из-за лишнего веса. Хотят похудеть, потому что чувствуют себя неуверенно в своём теле, хотят кому-нибудь понравиться, найти себе парня или девушку, получить эмоции. И когда такой человек попадает в беговую тусовку, в которой людям важно только сколько ты пробегаешь и за какое время, он теряется. Физическую активность, которая должна быть полезной для здоровья, начинает выполнять как работу, стремится постоянно улучшать свои показатели. И в итоге забывает, почему начал заниматься бегом. В беге вообще слишком много эго - когда важен только результат. В Москве часто бегают не для социализации или для хорошего самочувствия, а для того, чтобы опубликовать пост в Facebook или Instagram и получить кучу лайков. Но так и остаются неуверенными в себе.

Как полюбить бег? Ведь в том же Instagram часто можно встретить посты вроде: "Я ненавижу бег! Может быть новые кроссовки мне помогут полюбить его чуть больше?"

Тебе нравится чистить зубы? Нет, но ты всё равно это делаешь. Ты постишь об этом в Facebook? Не постишь. Но ты не перестанешь чистить зубы и будешь продолжать это делать всю свою жизнь, каждый день, два раза по 4-5 минут. Это физическая нагрузка, которая выполняется уже на автоматизме. Потому что ты знаешь, мама с папой научили, что так у тебя будут здоровые зубы. Бег тоже может быть таким видом нагрузки. К тому же, его можно рассматривать в социальном аспекте. Тогда люди начнут бегать вместе, дружить, а не гнаться за результатом. Вот тогда вы и полюбите бег.

Вообще-то никто не любит бег. Он, как и любая другая физическая работа, требует от человека усилий. Но можно полюбить сам процесс, когда ты начинаешь узнавать какие-то новые для себя вещи. Бег становится активной медитацией: ты расслабляешься и больше не думаешь, что за окном дождь или снег, сколько там градусов - просто выходишь на улицу. Ты двигаешься, и мозг, мысли тоже начинают работать.

Реально ли подготовиться в городе к забегам по пересечённой местности? И если да, то в каких местах ты бы рекомендовал заниматься?

Подготовиться реально. Мы можем более-менее натренировать мышцы, или связки, или кардиосистему, но всё равно физически не сможем подготовиться так же хорошо, как те, кто живёт в горах или в пересечённой местности. У них всегда будет преимущество. В городе не хватает настоящих трейлов. Но если вы всё-таки решили заниматься в Москве, то можно бегать по Воробьёвым горам, в Крылатском, в Лосином острове (если хочется быть подальше от города). Более близкие места - это Ромашково. Можно подниматься по лестницам по шесть или семь раз. Возможности есть всегда, это вопрос желания.

- Насколько в процессе подготовки важны беговые упражнения?

Они очень важны. Бегуны часто не понимают, что просто развивать кардиоваскулярную систему недостаточно, надо развивать ещё и мускулатуру. Когда человек, который 10 лет сидел в кресле, начинает бегать, то первые 3-5 лет у него возникают хронические воспаления. Потому что тело не готово к такой нагрузке. А вообще-то наше тело должно быть функциональным и готовым к очень многому. Концентрироваться только на чём-то одном - значит терять функциональность в чём-то другом. Можно 2-3 раза в неделю делать базовые упражнения для развития мускулатуры. Для любителей этого достаточно.

- Бег по асфальту вреден? Правда это или ложь?

Да, вреден. Особенно бег на длинные дистанции. Чем больше вес человека и чем меньше он готов к бегу, тем сильнее будет вред. Асфальт слишком жёсткий. Всегда нужно учиться бегать на натуральной поверхности - по грунту, земле, камням. Это гораздо полезнее для мышц и суставов.

- Замечал ли ты по собственному опыту, насколько хорошо современные технологичные кроссовки смягчают бег?

Спорт - это пятая по обороту денег индустрия в мире. Всё время появляются какие-то тенденции и исследования, чтобы люди покупали новые продукты. У каждого человека разная биомеханика. И каждый двигается по-своему. Поэтому нет правильной техники бега и нет такого понятия, как правильные кроссовки - всё индивидуально. Но человеческое тело способно медленно адаптироваться. Поэтому можно менять и кроссовки, и технику бега, но всё это нужно делать постепенно - не за неделю или две, а за полгода, год или даже три года.

- Реален ли бег без травм?

Реален. Но проблема в том, что большинству любителей не хватает дисциплины, они не контролируют процесс. Попадают в беговую тусовку, где мозг им засоряют разговорами про результаты и тренировки. Они тут же начинают очень интенсивно выполнять большой объём упражнений. И вот тогда обычно случаются эти хронические воспаления, которые могут длиться и месяц, и несколько лет. Просто каждому человеку нужна самосознательность, чтобы он понимал, как его тело работает, что с ним может случиться, что вредно, а что полезно. Большинство тех, кто поздно начинает заниматься, не думают об этом, просто гонятся за результатами.

Получается, что командные тренировки вреднее, чем одиночные? Ведь там появляется азарт, нежелание упасть в грязь лицом, то есть ты начинаешь работать больше, чем если бы тренировался один

Всё зависит от поставленных целей. Если тренировка заточена на результат, то человек быстрее его добьётся в команде. То же самое, если цель - общение. То есть командные тренировки мотивируют и социализируют. Индивидуальные тренировки обычно выбирают те, кто хочет усовершенствовать какие-то технические навыки.

- Как ты считаешь, лучше начинать бегать с тренером или без?

Даже зубы чистить нас учили родители. Я думаю, что всегда лучше с тренером, потому что со стороны заметнее ошибки. Кроме того, если у человека нет достаточного самоконтроля, то лучше начинать с тренером или с группой, которая будет его мотивировать. Если человек раньше много занимался спортом и у него есть опыт, то он может бегать и в одиночку. Есть люди, которым в принципе не нужно общество - они живут где-нибудь в горах или отдалённых городах и бегают не для результата, а для собственного счастья.

- Если человек бегает не для результата, ему нужен тренер?

Нет. Но нужно быть осторожным - попав в тусовку, можно начать гнаться за результатом. Если вы поговорите с бегунами, то первые два вопроса будут такими: 1. какую дистанцию бежишь? 2. за какое время? Никто не спросит: где красивый трейл? или где интересная компания? Всех интересует только дистанция и скорость. Очень мало тех, кто бегает без гаджетов и просто наслаждается процессом.

В России многие боятся прийти на тренировку, боятся начать что-то делать. Скажи, как человеку побороть страх и начать бегать?

Человек - социальное существо. Ему хочется почувствовать, что его принимают таким, какой он есть, а не только худым, красивым или с каким-то статусом. Когда он приходит на тренировку и его принимают в команду без оглядки на то, как и сколько он бежит, толстый он или нет - это самое лучшее, что может случиться. Он будет с тобой тренироваться. А если ему будут постоянно ставить условия - похудей, беги быстрее - он испугается. Поэтому большинство тех, кто у меня занимается - девушки. Мы не работаем на результат, на соревнования.

Короче говоря, нужно просто прийти на тренировку. Но при этом чётко понимать, что какие-то тренировки могут отбить желание заниматься, а какие-то сделают человека активным.

- Что ты ешь на завтрак перед тренировкой?

Банан - вот мой завтрак перед тренировкой. Но это если тренировка рано утром. Мне этого достаточно. У меня такой биоритм, что я рано просыпаюсь и у меня нет проблем с давлением. Если тренировка позже - то хороший большой бутерброд.

Процесс медитации. Если бы я был менее активным, то, наверное, занимался бы йогой. Когда я бегаю, или катаюсь на велосипеде, или гуляю по горам, я остаюсь наедине с самим собой. Я могу совсем отключить голову, отдохнуть или, наоборот, хорошенько подумать.

- Ты бегаешь с музыкой?

- Расскажи, пожалуйста, о своём беговом опыте. Как ты начал?

Я никогда не был профессиональным бегуном. Мой базовый спорт - велосипедный. Когда я закончил карьеру, мне нужно было сбросить вес. Я был спринтером и весил 105 кг - они мне мешали, поэтому я начал заниматься бегом. Но по асфальту бегать мне было вредно и не интересно. И я стал бегать по пересечёнке. Участвовал в нескольких трейловых забегах и нескольких марафонах (Милан - неоднократный участник ультратрейла в Истрии (Istria 100 miles) - прим. ред) .

- Как ты стал тренером?

Я учился в спортивном университете и параллельно работал в спецназе, чтобы иметь возможность оплачивать обучение. Став офицером и закончив университет, я уволился. Попытался найти работу тренером, но ничего не получилось. Поэтому пришлось снова вернуться в спецназ, но на этот раз я пошёл во Французский легион. Отработал полгода и понял - либо я продолжаю жить такой жизнью, либо меняю её на более интересную: становлюсь тренером и занимаюсь с людьми. Я выбрал второе.

- Где сложнее было найти работу, в России или на родине?

В Сербии такая система, что никого не интересует, сколько ты знаешь, имеет значение только то, кого ты знаешь. Всё работает на связях. Есть много людей с хорошим образованием, и не только в спорте, которые не могут найти работу и уезжают. И за границей становятся очень хорошими специалистами.

В 24-25 лет я стал тренером и заметил, что у меня хорошо получается работать с большими группами. Может быть, я не самый крутой тренер по теории и практике, но мотивировать я умею.

- Почему ты выбрал Россию, где ты ещё пробовал работать?

Я жил во Франции, немного работал в Швеции и уже оттуда приехал в Москву. И здесь начал работать преподавателем физкультуры в интернациональной школе в Покровском-Стрешнево. Вообще, мне очень нравятся русские люди, русская культура. Моя девушка (уже жена) из Москвы.

- Ты русский выучил для работы?

Нет, у меня просто большие уши. Я слушаю и повторяю, как попугай:).

- Как ты считаешь, в России государство поддерживает бегунов? В чём это проявляется и проявляется ли?

Не сказал бы, что эта поддержка заметна. Конечно, есть большое количество парков, начали появляться бесплатные занятия. Но если город действительно хочет помочь, то начинать работу нужно в школах, причём на всех ступенях. Нужно объяснять молодым людям, что благодаря спорту они станут более активными - и физически, и по жизни. То есть не только смогут помочь своей соседке, но сумеют отстоять свои права. А не просто быть потребителями, которые целыми днями смотрят в телевизор. Но культуре капитализма не нужны думающие люди, ей нужны только те, кто покупает и тратит. Вопрос, почему страна не хочет менять систему образования, - это отдельная тема.

Милан Милетич

Откуда: Белград, Сербия
Чем занимается: тренер, основатель фитнес-инициативы Nula Project

Моя первая работал была связана со спецназом. Страна у нас совсем бедная: средняя зарплата - где-то 200 евро и образование стоит намного больше. А в спецназе платили нормально, и только благодаря этому я и смог закончить образование; у меня два диплома: я спортивный тренер и спортивный психолог. После университета я записался во Французский легион и провел какой-то время в подготовительном центре в Обани, под Марселем, и в Косово. У французов зарплата - 2000 евро в месяц, но на руки выдается только 400; остальное идет на счет, который ты сможешь обналичить в конце действия контракта. Если останешься в живых, конечно. После увольнения из армии я немного поработал в Швеции - в горах помогал ребятам-инструкторам, потом отправился в Россию. Стал у вас учить детишек в школе - в первый раз приехал в 2010 году, прожил 2,5 года, вернулся домой, а теперь вот я снова в Москве.

Спецназ часто романтизируют, и есть за что: парни из твоего отделения становятся лучшими друзьями, твоя жизнь зависит от них - и наоборот. Однако из стран Восточного блока в Иностранный легион приезжают с одной целью: за деньгами. Вообще, наша армия гораздо жестче французской. Когда я поступил в сербский спецназ, в первый день нас было 600 человек, а к концу срока осталось 70. Отборочный процесс длится 45 дней, все это время ты мало ешь и спишь по два-три часа, переносишь огромные физические нагрузки. Да и психологические тоже. Ты находишься в перманентном стрессе, иногда приходится делать совершенно дурацкие вещи. Где-то на 37-й день нас выбросили голыми на улицу и заставили десять минут петь песни, которые мы учили когда-то в детском саду. Так нужно: если вдруг завтра ты попадешь в стрессовую ситуацию, то не будешь спрашивать, почему получил тот или иной приказ. Ты просто делаешь, что говорят. Понятно, почему через десять лет подобной жизни у нас уходят на пенсию. А во Франции в спецназе работают по сорок лет. Есть еще один занятный факт: в кино спецназовцы выглядят суровыми и огромными - на самом деле, не так. Без униформы они совсем как обычные люди, что делает их намного более опасными.

Милан на прогулке со своим сыном Николой

От Москвы я ничего не ждал - импровизировал, как обычно. Я быстро адаптируюсь на новом месте, нахожу работу, начинаю жить. В 2010-м я жил на «Петровско-Разумовской», бегал по паркам, тренировался на велотреке в Крылатском. В школе, где я работал, было 1300 детей - к концу дня не оставалось никаких эмоций, время на друзей находилось только в выходные. Мне было интересно размышлять над тем, как различается система образования на Западе и в странах Восточного блока. У них детей не превращают в попугаев; у нас ты получаешь книжку и должен выучить все от первой и до последней страницы. На Западе тебе дают тему, и ты должен разобраться с тем, что думаешь об этом. Всем интересно твое мнение, а не то, что ты выучил. В России и в Восточной Европе зачем-то нужно знать, сколько молока дали монгольские коровы в 1097 году - как будто это невероятно важная информация. С другой стороны, мне не очень понравилось, что у них американская история. Они учат, будто сами выиграли Вторую мировую, химическую таблицу не называют именем Менделеева, чужая жизнь их не слишком волнует, а мы учим географию разных стран. Спорт на Западе тоже другой: лет до 11–12 дети занимаются только играми, а мы до сих пор тренируем нормативы 1970-х годов: бежать столько, прыгать столько. Из-за этого спорт у многих вызывает отвращение всю оставшуюся жизнь.

Я еще в прошлый приезд заметил, что в Москве люди постоянно бегут. Ребята, вы куда? Смерть нас всех ждет в конце. Зачем столько работать? В Москве куча агрессии, все думают только о работе, деньгах, много зарабатывают, но при этом несчастны. Капитализм учит, что деньги - показатель результата. Но вот в Сербии нет денег, а когда денег нет, то нет и проблем. Мы сидим на улице и пьем кофе. Больше общаемся и более расслаблены.

Русские очень открыты, просто в Москве этого не показывают, действует защитный механизм. Все живут в режиме дом - работа, впадают в депрессию, боятся показывать эмоции. В маленьких городках люди совсем другие, более общительные, душевные. Я был в Белгороде, Муроме и Твери. Денег там нет - и никто не плачет. Люди прекрасны: всегда готовы помочь. Этим русская провинция похожа на Сербию - бедностью, хорошим настроением и отличной едой. В Кисловодске, например, продукты в магазинах гораздо лучше московских. Курчатов мне понравился - огромный спальный город, где все знают соседей по подъезду. А в Москве мне жена как-то сказала, что у вас нельзя играть с чужими собаками. Москвичи как консервные банки - страшно закрытые.

Мне это не нравится, и я помогаю им открыться. Сейчас за спорт в Москве надо платить, как за здоровье и счастье. Я же решил сделать физические занятия бесплатными и открытыми для всех. Пока на мои тренировки Nula Project на ВДНХ приходит 60 человек в будни и 100 на выходных, а летом, я думаю, будет совсем здорово. Всем новичкам на Nula нужно много внимания, чтобы расслабиться. Мы перед стартом для этого задаем им три простых вопроса: как тебя зовут, откуда ты приехал и какая твоя самая любимая поза в сексе?» Последний вопрос у большинства вызывает недоумение. Мы все делаем это дома, но, когда спрашиваешь у незнакомого человека про постельную жизнь, наталкиваешься на недоумение. В Бразилии на слово «секс» никто не обратит внимание, и чем восточнее ты отправишься, тем под большим табу он окажется. С сексом в России дела обстоят так же, как со школьным образованием: все как будто бы застряло в 1970-х. Я считаю, что секс - это прежде всего отличная физическая нагрузка. Если человек что-то боится сказать про свое тело, то он будет молчать, когда его станут обижать на работе. И когда в стране ему что-то не нравится, он тоже промолчит - просто потому, что его не научили выражать свои эмоции. Я пытаюсь изменить это - посмотрим, что получится.

Еще одна точка соприкосновения русской и сербской жизни - это бюрократия. У нас с ней очень непросто, хотя у вас дела идут значительно медленнее. Несмотря на прогресс последних пять лет, любое общение с российскими госорганами остается мучительным. Я успокаиваю себя тем, что бюрократия учит человека не спешить, достать книгу, расслабиться и ждать. Вы живете в таком безумном ритме, что даже две минуты кажутся кучей времени и сводят с ума. А очереди к чинушам работают как психотерапия: если покричишь, то будешь ждать еще больше.

В Москве, конечно, чувствуется, как все зависят от времени, уравнение «время - деньги» буквально работает. Например, если ты крутой банкир, который пробежал полмарафона, то про тебя напишет половина спортивной Москвы, хотя это такой смешной результат! А если ты маленький человек, не бизнесмен, не бегаешь марафон, но каждый день помогаешь своему району, то про тебя никто не узнает. Восприятие того, что хорошо и плохо, поменялось. Я стараюсь учить людей не держаться за вещи: сам я готов хоть сейчас собрать самое нужное в рюкзак и поехать дальше. Счастье - это крыша над головой, еда на столе и хорошие друзья. К сожалению, чтобы понять это, надо либо все потерять, либо самому все бросить. Жизнь научила нас, сербов, философскому подходу - ни денег, ни работы у нас нет, зато много времени, чтобы подумать.

А у вас все достигает крайностей: «Айронмен» в Москве сейчас - это статус (соревнования Ironman cостоят из трех этапов, проводимых без перерывов: заплыв на 3 км, заезд на велосипеде на 180 км и марафон - забег на 42 км. - Прим. ред. ). Обычно в нем принимают участие люди, которые чувствовали себя когда-то неуверенно - либо из-за проблем с весом, либо из-за чего-то еще. Уберите из такого человека звание айронмена и его работу - и увидите его проблему. Либо у него беда в отношениях, либо дисфункциональная семья. Чтобы так много заниматься спортом, надо быть обсессивным - не зря же говорят, что гораздо легче бежать от проблемы, чем ее решать. Внутри бизнесмена-айронмена до сих пор сидит тот толстенький мальчик, у которого в школе не было настоящих друзей. Лучше бы он научился уверенности в себе независимо от результата.

А вообще, я не думаю, что русские пессимисты. Вы много говорите о том, что завтра может никогда не наступить. Но знаете, мы рассуждаем так: умеешь держать лопату - значит, сможешь посадить картошку. Это не пессимизм, просто все вокруг очень избалованны, привыкли к определенному стандарту, и его надо менять.

Автор дневника пообщалась с самым харизматичным тренером беговой тусовки Миланом Милетичем — финишером трейловых забегов и гонки Ironman — и расспросила про социализацию и психологию спортсмена.

— Милан, расскажи про твой новый проект.

— Я знаю про бег, я понимаю про функционалку — я была у тебя раньше на тренировках, а вот социализация — это про что?

— Там очень много физического контакта и коммуникаций между людьми. Люди начинаются знакомиться. К нам сейчас приходит 120—130 человек на выходных, 40—50 по будням. Сейчас зима, а весной—летом мы ожидаем 200—300 человек.

— Вы вдвоем ведете с Полиной? Или ты один?

(Полина Сыроватская, тренер, КМС по спортивной аэробике — ред.)

— Иногда я, иногда она, иногда мы вместе.

— Как вам удаётся держать внимание стольких людей?

— Знаешь, это зависит от тренера. Некоторые ведут только маленькие группы, а мы с Полиной хорошо делаем большие. Тренер должен быть достаточно харизматичным, немного шоуменом.

— Ну, у вас отлично получается, судя по фотографиям. Расскажи про формат пижама-пати, как это возникло?..

— Я несколько лет назад делал что-то подобное в Белграде, и я хотел попробовать здесь. Понимаешь, в Москве люди постоянно под стрессом, депрессия, очень много работы. Я думаю, на них влияет сообщество вокруг, конечно, им нужно чуть-чуть расслабиться. Это время, когда люди могут подурачиться, побегать в пижамах, подружиться и всё остальное.

— Ну, это же зимой, как это вообще всё происходит?

— Мы 5—10 минут бегаем по улице, потом уходим в помещение. Не успеваешь замерзнуть. Проблема в том, что люди, которые работают по 10 часов в офисах, потом едут в метро, затем — домой, теряют отношения не только друг с другом, но и с природой.

Представь, начинается прекрасный романтичный летний дождь. Люди тревожаться: «О-о, а как мы будем тренироваться?!». То же самое с холодом. Можно тренироваться на улице, просто нужно понять, что это не плохо, это нормально. Чтобы тело адаптировалось для таких условий, нужно просто двигаться. Конечно, если ты не тренировался шесть месяцев и первого февраля решил выйти на пробежку, то не стоит сразу бежать 10 км.

— Вот ты давно ведешь занятия. Как люди меняются в процессе тренировок?

— Это вопрос психологии. Давай я задам тебе вопрос: почему большинство людей начинают тренироваться?

— Хотят движения, хотят что-то изменить в себе…

— Примерно 80% людей начинают тренироваться, чтобы похудеть или улучшить физическую форму. Почему они этого хотят? Чтобы лучше выглядеть. Почему им это нужно? Чтобы больше нравится себе или кому-нибудь другому. Зачем? Чтобы получить эмоции от потенциального партнера. Но что случается? Ты приходишь в тусовку, чтобы похудеть, чтобы лучше себя чувствовать, чтобы быть более здоровым. Но там сразу начинает говорить эго: сколько ты бежишь, какая у тебя скорость, а если ты не пробежал полумарафон, то ничего не понимаешь про бег, а если ты не пробежал марафон — то… и так далее.

Человек теряется. Он входит в спорт, чтобы получить эмоции, а заканчивает тем, что он тренируется как лошадка, чтобы получить внимание через фейсбук, лайки, комментарии к тому, сколько он пробежал и какой он крутой. Человек тренируется сильнее. А мы знаем, что тренироваться сильно — это не полезно. Тот, кто бежит 4—5 раз в неделю по 5 км, гораздо здоровее, чем тот, кто тренируется по 6—7 раз в неделю и бегает по 15 км. И физически, и психологически.

Никто не спрашивает девушек марафонок и ультрамарафонок, когда у них последний раз был цикл, когда они последний раз занимались сексом. Людям это неинтересно, интересен результат. Мы живём в культуре капитализма. «Быстрее, сильнее, выше» — это слоган современного капитализма. В капитализме важен результат. Когда ты тренируешься на результат — это саморазрушение. Ты уничтожаешь своё тело за счет результата. Если бы люди были более пассивные, если бы они занимались спортом для психофизического счастья, было бы гораздо лучше.

— И где грань, за которой — разрушение?

— Когда ты приходишь на тренировку, ты получаешь эмоции от людей. Тебя обнимают, тебе улыбаются. Человек, который эмоционально счастливее и физически, у которого хорошие друзья, такой человек не тренируется всесильно. Он тренируется за счёт психофизического здоровья. Например, ты чистишь зубы два раза в день. Ты постишь про это на фейсбуке?

— Нет, о чём тут постить — это же рутина, привычка...

— ... это автоматизм за счет здоровья. Это случается и с бегом, со спортом. Мы учим людей, что когда ты чувствуешь себя психофизически счастливее, тебе результат больше не важен. Да, есть такая черта у людей — узнать, сколько я могу? Это хорошо, но постоянно тренироваться за счёт результата — это вопрос сообщества и культуры, в которой мы выросли. Потому что сообщество диктует, чтобы мы показывали результат. На самом деле это плохо.

— Ты считаешь, что человека разрушает то, что он тренируется на результат? Он в дальнейшем становится несчастным?

— Это плохо не только для самого человека. Это плохо для сообщества, это плохо для природы. Посмотри, что сделал постоянный прогресс в нашей культуре? Мы уничтожили наш мир, чтобы доказать, что мы самые крутые. Постоянный прогресс и результат. Мы уничтожаем природу, мы уничтожаем человека как духовное существо и остаемся этакими физическими лошадками, где духовное не важно, а важно — физическое. Сейчас всё меньше и меньше люди общаются, показывают эмоции. Слишком много эго. Возьмём Ironman . Я тоже Ironman . Я отдал все свои медальки, все свои футболки. И смотришь на этих людей, которые прошли [гонку], которые ходят на тренировки в майках Ironman , и очень этим гордятся. А придут заниматься, не могут сделать три минуты упражнения, которые делают наши девушки. Я спускаю их на землю, говорю: ребята, не гордитесь результатом, тут нечем годиться. Моя бабушка 50 лет своей жизни работала в поле — тяжелая физическая работа по 12 часов в день. В конце дня приходила домой, кормила семью. Она не получала футболку и медаль, не получала никакого звания Iron -бабушка — это был образ жизни. А ты сейчас покрутил педальки, поплавал, побегал — ты король!

Человек должен развиваться духовно, эмоционально, интеллектуально, а не только физически.

Для меня айронмен — это человек, который помог поднять соседу стиральную машину на третий этаж. Который забрал мусор с улицы и выбросил в контейнер. Вот это — айронмен. Твой спортивный результат не сделает тебя лучше как человек.

— А как ты добиваешься этого на тренировках? Ты как-то говоришь людям, мол, ребят, расслабьтесь, мы тут не для результата.

— Нет, я ничего не говорю. Я могу сделать лекцию на тему психологии в спорте, а на тренировках, поверишь или нет, я ничего не говорю, но люди просто становятся счастливее, они обнимаются, получают эмоции, после тренировки идут в кино, в театр, хотя познакомились четыре занятия назад. Они между собой уже начинают дружить, становятся эмоционально счастливее, и им результат уже как таковой уже не нужен.

— Ты говоришь, вы бесплатные. Сначала были платные, потом абонементы отменили. Как так? TV » мы готовим две команды Rebook для гонки «Стань Человеком», но мы больше дурачимся, нежели тренируем (смеётся).

Моя философия — не соревноваться. Я могу сделать команду, но они тоже не будут соревноваться. Я скажу: ребята наслаждайтесь процессом и не переживайте за результат. Вы получили одну очень крутую вещь, намного лучше чем дурацкий результат — вы получили команду, вы получили друзей. Если смотришь на культуру, в которой мы выросли — девочек и мальчиков — то что мы видим? Мальчики постоянно соревнуются между собой, играют в войну, а девочки стоят вместе общаются, делают что-то креативное. Мы хотим сделать, чтобы было гораздо лучше всем — меньше тестостерона, меньше результата, больше счастья, больше творчества.


Беседовала Юлия Кускова.
Фото: Instagram