Анализ стихотворения "За далью- даль" главы "Огни Сибири". Твардовский. Анализ стихотворения «За далью- даль» главы «Огни Сибири». Твардовский Письменный анализ главы огни сибири

В "Автобиографии" Твардовский называет эту поэму (За Далью-Даль) "книгой", указывая на ее жанровое своеобразие и свободу, и считает ее главной работой 50-х годов.

Поэма датирована 1950-1960 годами. Источником поэмы были впечатления от поездки поэта в Сибирь и на Дальний Восток, с чем связана форма "путевого дневника". Тиражи изданий поэмы занимают второе место после "Василия Теркина".

Вся первая глава насыщена памятью войны, "мук" народа на его исторической дороге, а дальше в поэме возникает

память и о других пережитых народом муках. Мысли о войне в Корее рождают в памяти картины Великой Отечественной войны. Сцена встречи с другом детства (тот, реабилитированный, возвращается домой) позволяет нам увидеть переживания героя. Друг обрисован как более добрый, умный и талантливый, чем сам герой. Волга становится в глазах лирического героя символом истории русского народа, вызывает гордость. Лирический герой поэмы связан с народом. В поэзии Твардовского поражает простота и красота звучания стиха. Не случайно Твардовскому за эту поэму в 1961 году была присуждена Ленинская премия. Фабула поэмы развивается как бы стихийно, самопроизвольно (дорожные впечатления, наблюдения, раз ышления, случайные встречи, воспоминания, ассоциации) . Но эта внешняя свобода от композиционно - сюжетных норм подчинена глубоко продуманной логике главной авторской задачи: запечатлеть реальный облик дня сегодняшнего, понять его глубинное содержание, его историческую закономерность и связи.

Таковы два "уровня" художественной структуры поэмы. Оба они соединены лирическим героем (он же - автор-повествователь) , от имени которого и идет рассказ о путешествии. Его образ организует сюжет, развертывающийся в двух планах: в пространстве и во времени.

Оба эти плана проявляются в сюжете также на двух уровнях. Они и конкретны (путь от Москвы до Владивостока, совершающийся в течение десяти суток) . Они и историчны, ибо размышления лирического героя, в силу возникающих ассоциаций, воспоминаний, захватывают многие пространственно - временные горизонты, выходящие за рамки конкретных дорожных ситуаций. Причем каждый географический рубеж пути дает определенную направленность этим размышлениям, которые сюжетно раскрываются в трех основных аспектах художественного времени: настоящее - прошедшее - будущее. Память недавней войны исторически "скрепляет" разнообразие дорожных впечатлений. Возникают и воспоминания далекого детства.

      Сибирь!
      Леса и горы скопом,
      Земли довольно, чтоб на ней
      Раздаться вширь пяти Европам
      Со всею музыкой своей.

      Могучий край всемирной славы,
      Что грозной щедростью стяжал,
      Завод и житница державы,
      Её рудник и арсенал.

      Край, где несметный клад заложен,
      Подслоем - слои мощней вдвойне.
      Иной ещё не потревожен,
      Как донный лёд на глубине.

      Родимый край лихих сибирских
      Трём войнам памятных полков
      С иртышских,
      Томских,
      Обских,
      Бийских
      И Енисейских берегов...

      Сестра Урала и Алтая,
      Своя, родная вдаль и вширь,
      С плечом великого Китая
      Плечо сомкнувшая, Сибирь!

      Сибирь!
      И лёг и встал - и снова -
      Вдоль полотна пути Сибирь.
      Но как дремучестыо суровой
      Ещё объят её пустырь!

      Идёт, идёт в окне экспресса
      Вдоль этой просеки одной
      Неотодвинутого леса
      Оббитый ветром перестой.

      По хвойной тьме - берёзы проседь.
      Откосы сумрачные гор...
      И всё кругом - как бы укор
      Из давней давности доносит.

      Земля пробитых в глушь путей,
      Несчётных вёрст и редких дымов,
      Как мало знала ты людей,
      Кому была б землёй родимой!

      Кому была бы той одной,
      Что с нами в радости и в горе,
      Как юг иль степь душе иной,
      Как взморье с тёплою волной,
      Как мне навек моё Загорье...

      Недоброй славы край глухой.
      В новинку твой нелёгок норов.
      Ушёл тот век, настал другой,
      Но ты - всё ты - с твоим укором,

      И в старых песнях не устал
      Взывать с тоской неутолимой
      Твой Александровский централ
      И твой бродяга с Сахалина 1 .

      Да, горделивая душа
      Звучит и в песнях, с бурей споря,
      О диком бреге Иртыша
      И о твоём священном море 2 .

      Но, может быть, в твоей судьбе,
      И величавой и суровой,
      Чего недодано тебе -
      Так это мощной песни новой,
      Что из конца прошла б в конец
      По всем краям с зазывной силой
      И с миллионами сердец
      Тебя навеки породнила.

      Та честь была бы дорога
      И слава - не товар лежалый,
      Когда бы мне принадлежала
      В той песне добрая строка...

      И снова - сутки прочь, и снова -
      Сибирь!
      Как свист пурги - Сибирь, -
      Звучит и ныне это слово,
      Но та ли только эта быль!

      В часы дорожные ночные
      Вглядишься - глаз не отвести:
      Как Млечный Путь, огни земные
      Вдоль моего текут пути.
      Над глухоманью вековечной,
      Что днём и то была темна.
      И, точно в небе, эта млечность
      Тревожна чем-то и скрытна...

      Текут, бегут огни Сибири,
      И с нерассказанной красой
      Сквозь иепроглядность этой шири
      И дали длятся полосой.

      Лучатся в тех угрюмых зонах,
      Где время шло во мгле слепой.
      Дробятся в дебрях потрясённых,
      Смыкая зарева бессонных
      Таёжных кузниц меж собой.

      И в том немеркнущем свеченье
      Вдали угадываю я
      Ночное позднее движенье,
      Оседлый мир, тепло жилья;
      Нелёгкий труд и отдых сладкий,
      Уют особенной цены,
      Что с первой детскою кроваткой
      У голой ленится стены...

      Как знать, какой отрадой дивной
      И там бывает жизнь полна -
      С тайгою дикой, серединной,
      Чуть отступившей от окна,

      С углом в бараке закопчённом
      И чаем в кружке жестяной, -
      Под стать моим молодожёнам,
      Что едут рядом за стеной,
      У первой нежности во власти,
      В плену у юности своей...

      И что такое в жизни счастье,
      Как ни мудри, а им видней...
      Так час ли, два в работе поезд,
      А точно годы протекли,
      И этот долгий звёздный пояс
      Уж опоясал полземли.

      А что там - в каждом поселенье
      И кем освоена она,
      На озарённом протяженье
      Лесная эта сторона.

      И как в иной таёжный угол
      Издалека вели сюда
      Кого приказ,
      Кого заслуга,
      Кого мечта,
      Кого беда...

      Но до того, как жизнь рассудит,
      Судьбу назвав, какая чья,
      Любой из тысяч этих судеб
      И так и так обязан я.

      Хотя бы тем одним, что знаю,
      Что полон памятью живой
      Твоих огней, Сибирь ночная,
      Когда всё та же, не иная,
      Видна ты далее дневной...

      Тот свет по ней идёт всё шире,
      Как день сменяя ночи тьму.
      И что! Какие силы в мире
      Потщатся путь закрыть ему!

      Он и в столетьях не померкнет,
      Тот вещий отблеск наших дней.
      Он - жизнь. А жизнь сильнее смерти:
      Ей больше нужно от людей,

      И перемен бесповоротных
      Неукротим победный ход.
      В нём власть и воля душ несчётных,
      В нём страсть, что вдаль меня зовёт.

      Мне дорог мир большой и трудный,
      Я в нём - моей отчизны сын.
      Я полон с ней мечтою чудной -
      Дойти до избранных вершин.
      Я до конца в походе с нею,
      И мне все тяготы легки.
      Я всех врагов её сильнее:
      Мои враги -
      Её враги.

      Да, я причастен гордой силе
      И в этом мире - богатырь
      С тобой, Москва,
      С тобой, Россия,
      С тобою, звёздная Сибирь!

      Со всем - без края, без предела,
      С чем людям жить и счастью быть.
      Люблю!
      И что со мной ни делай,
      А мне уже не разлюбить.

      И той любви надёжной мерой
      Мне мерить жизнь и смерть до дна.
      И нет на свете большей веры,
      Что сердцу может быть дана.

1950-1960

1 Твой Александровский централ / И твой бродяга с Сахалина... - Имеются в виду русские народные песни «Александровский централ» («Далеко в стране Иркутской...»), «Глухой неведомой тайгою...».

2 Звучит и в песнях, с бурей споря, / О диком бреге Иртыша /Но твоем священном море... - Имеются в виду ставшие народными песни «Смерть Ермака» на слова поэта-декабриста К.Ф. Рылеева (1795-1826) и «Славное море, священный Байкал» - несколько изменённый вариант стихотворения сибирского учителя и поэта Д.П. Давыдова (1811 - 1888) «Дума беглеца на Байкале».

Настоящий расцвет личности, ее внутренней свободы, досто­инства, ответственности, характерный для оттепели, обусло­вил особенности поэмы А. Твардовского «За далью-даль» (1950-1960). Исследователь А. Македонов определил это произ­ведение А. Твардовского как поэму смены эпох, поиска истины. Здесь автор стремится понять и сказать всю правду «о времени и о себе», не перекладывая трудных решений на чьи-либо дру­гие плечи. По сравнению с предшествующими произведениями в поэме «За далью – даль» еще более усиливается лирическое начало, которое становится определяющим, структурообразую­щим. Все изображенное в произведении показано глазами лири­ческого героя, дано сквозь призму его восприятия, его пережи­вания, осмыслено им. Так эпическая по своей сути поэзия Твардовского, обращенная к переломным историческим пери­одам в судьбе народа, обогащается открыто выраженным лири­ческим пафосом и глубиной философского размышления о больных проблемах века, о своем жизненном пути.

Твардовскому «есть, что видеть, есть, что петь». И верно, он «поет» об обновленной стране, о стойкости, созидательной активности, «молодеческом резоне» народа-труженика. В главах «Семь тысяч рек», «Огни Сибири» активно используется лекси­ка и эпитеты высокого стиля («древо», «державный», «краса»), метафоры («семь тысяч рек», «единая семья», «кузница держа­вы», «Млечный путь», «огни Сибири»), фольклорные образы («матушка Волга», «батюшка Урал»). В главе «На Ангаре» описа­ние перекрытия реки разворачивается в картину праздника тру­да, победы человека в трудной борьбе со стихией и переходит в открытое авторское размышление о самом дорогом:

Ты здесь – венец красы земной,

Моя опора и защита И песнь моя –

Народ родной!

В этих главах, выражающих самые искренние чувства поэта, его благодарность родине за счастье быть с ней на ее трудном пути, автор порой бывает многословным и велеречивым (дума­ется, Твардовский с его удивительным чувством правды и не­приятием всякого рода украшательства сознавал это и сам, ког­да просил сотрудников редакции посмотреть завершенные гла­вы еще и еще раз: «По-моему, я в них воспарил»). С другой стороны, этот утверждающий пафос связан, думается, со стремлением поэта не дать усомниться в том действительно ценном, что было создано трудом народа за годы Советской власти.

Наибольшей художественной силой обладают главы про­изведения, в которых автор не «поет», а размышляет, где преобладает пафос анализа и самоанализа. Такой настрой за­дает избранный писателем жанр книги. Первые публикации отрывков из нее шли с подзаголовком «Из путевого дневни­ка». Здесь точно определены особенности произведения, связь его повествовательного сюжета (путешествие в про­странстве – через всю страну и во времени – из настоящего в прошлое и будущее) и сюжета лирико-психологического. В дневник заносится то, что человеку особенно дорого, что важно лично для него, и это придает произведению испове­дальный характер, усиливает эффект подлинности, достовер­ности всего, о чем идет речь в поэме. Дневник необходим и для того, чтобы понять самого себя, вызвать себя на беспо­щадный суд совести, «немую боль в слова облечь». Особую роль в этом «путешествии за правдой» (вспомним традицион­ный фольклорный сюжет) играют главы «С самим собой», «Друг детства», «Так это было».

Нет, жизнь меня не обделила,

Добром своим не обошла.

Всего с лихвой дано мне было В дорогу – света и тепла…

Чтоб жил и был всегда с народом,

Чтоб ведал все, что станет с ним,

Не обошла тридцатым годом.

И сорок первым.

Твардовский мыслит себя частью народа, он не представля­ет свою жизнь вне судьбы общей, и это придает характеру ли­рического героя черты эпические. Вот почему «я» в поэме Твар­довского постоянно сочетается с «мы». Но это не лишает авто­ра возможности и необходимости быть «за все в ответе – до конца».

Просто, искренне и мужественно, стремясь понять, а не осудить, приступает Твардовский к самому важному и трудно­му – размышлению о пути, пройденном страной после рево­люции, о своем понимании сталинской эпохи.

Так это было: четверть века Призывом к бою и труду Звучало имя человека Со словом Родина в ряду…

Мы звали – станем ли лукавить? –

Его отцом в стране-семье.

Тут ни убавить,

Ни прибавить, –

Так это было на земле.

Два лица выделены в этой главе из коллективного портрета современников, две отзывающиеся мучительной болью в душе лирического героя судьбы. Один – «друг пастушеского детства и трудных юношеских дней», перед которым лирический герой чувствует свою неизбывную вину (подробнее об этом поэт рас­скажет в главе «Друг детства»). С ним входит в главу образ «зре­лой памяти», от сурового лица которой никуда не деться, «да нам с тобой и не пристало». Второй герой, точнее, героиня – тетка Дарья из родной смоленской деревни,

С ее терпеньем безнадежным,

С ее избою без сеней,

И трудоднем пустопорожним,

И трудоночью – не полней…

Со всей бедой – войной вчерашней И тяжкой нынешней бедой…

Тетка Дарья – олицетворение совести народной, мнения народного, которое поэт ценит превыше всего и которое не позволит покривить душой, отступить от правды.

Глава «Так это было» имела для А. Твардовского принципи­альное значение. Вот слова поэта в передаче В.Лакшина: «Мне важно было написать это… Я должен был освободиться от того времени, когда сам исповедовал натуральный культ». О драме прозрения Твардовского размышлял и Ф.Абрамов: «Интелли­гент, крестьянин, да к тому же еще пострадавший от коллек­тивизации, правоверный коммунист, который все искренно оправдывал во имя революции… И силы ему давала вера, кото­рая сильнее была в нем, чем в других. Но так было, пока не по­шатнулась вера в Сталина, пока не грянул XX съезд… Вся пос­левоенная история – это раскрепощение».

В "Автобиографии" Твардовский называет эту поэму (За Далью-Даль) "книгой", указывая на ее жанровое своеобразие и свободу, и считает ее главной работой 50-х годов.
Поэма датирована 1950-1960 годами. Источником поэмы были впечатления от поездки поэта в Сибирь и на Дальний Восток, с чем связана форма "путевого дневника". Тиражи изданий поэмы занимают второе место после "Василия Теркина".
В поэме два героя: сам автор и "ты". "Ты" - читатель. Сочетание ты да я" подкрепляется сочетанием "да мы с тобой". Читатель и автор представляют непрерывную сущность.
Вся первая глава насыщена памятью войны, "мук" народа на его исторической дороге, а дальше в поэме возникает
память и о других пережитых народом муках. Мысли о войне в Корее рождают в памяти картины Великой Отечественной войны. Сцена встречи с другом детства (тот, реабилитированный, возвращается домой) позволяет нам увидеть переживания героя. Друг обрисован как более добрый, умный и талантливый, чем сам герой. Волга становится в глазах лирического героя символом истории русского народа, вызывает гордость. Лирический герой поэмы связан с народом. В поэзии Твардовского поражает простота и красота звучания стиха. Не случайно Твардовскому за эту поэму в 1961 году была присуждена Ленинская премия. Фабула поэмы развивается как бы стихийно, самопроизвольно (дорожные впечатления, наблюдения, раз ышления, случайные встречи, воспоминания, ассоциации). Но эта внешняя свобода от композиционно - сюжетных норм подчинена глубоко продуманной логике главной авторской задачи: запечатлеть реальный облик дня сегод-няшнего, понять его глубинное содержание, его историческую закономерность и связи.
Таковы два "уровня" художественной структуры поэмы. Оба они соединены лирическим героем (он же - автор-повествователь) , от имени которого и идет рассказ о путе-шествии. Его образ организует сюжет, развертывающийся в двух планах: в пространстве и во времени.
Оба эти плана проявляются в сюжете также на двух уровнях. Они и конкретны (путь от Москвы до Владивостока, совершающийся в течение десяти суток) . Они и историчны, ибо размышления лирического героя, в силу возникающих ассоциаций, воспоминаний, захватывают многие простран-ственно - временные горизонты, выходящие за рамки конкретных дорожных ситуаций. Причем каждый географи-ческий рубеж пути дает определенную направленность этим размышлениям, которые сюжетно раскрываются в трех основных аспектах художественного времени: настоящее - прошедшее - будущее. Память недавней войны истори-чески "скрепляет" разнообразие дорожных впечатлений. Возникают и воспоминания далекого детства.

Крупнейшим послевоенным произведением советского поэта Александра Твардовского является поэма «За далью – даль». С самого начала поэма формировалась не как произведение на частную («сибирскую») тему. Твардовский стремился дать широкое осмысление эпохи, ее наиболее существенных закономерностей, поэтому он избирает свободную структуру повествования, которая позволяла бы ему освещать события движущегося времени.

Поэма Твардовского построена по принципу обозрения эпохи, народной жизни. Ее сюжет как бы «открыт», и «без начала, без конца».

Эпический замысел поэта был продиктован необходимостью осмыслить итоги Великой Отечественной войны. В поэме тема исторических судеб народа, Родины предстает в широком, эпохальном освещении. Здесь изображается не только современность, но и историческое прошлое. Поэт отказывается от центрального героя, как это было в предшествующих поэмах, и все повествование ведется от авторского «я». Твардовский, как и Маяковский в поэме «Во весь голос», сам решил рассказать о времени и о себе. Поэма является исповедью современника, прошедшего вместе с народом путь испытаний и побед. Перед нами лирико-философское раздумье, «дорожный дневник».

Путешествие, которое предпринимает автор, не совсем обычно, оно воспринимается как важное, значительное событие в его жизни. Дальний путь поэта, пролегающий через всю страну – от Москвы до Владивостока, насыщен раздумьями о его времени, о себе, обо всем, что происходит на белом свете, о будущем страны и человечества.

По признанию самого автора, в поэме – «ни завязки, ни развязки». Сюжет построен на дорожных впечатлениях автора – кассира поезда «Москва – Владивосток». Форма непринужденного разговора и размышлений в связи с дорожными впечатлениями и наблюдениями позволяет Твардовскому свободно вести читателя по бескрайним далям пространства и времени, говорить о многих важных вопросах жизни, делиться задушевными мыслями. Рисуя этапы пути, дорожные встречи и картины, автор расширяет круг своих наблюдений и сопоставлений до широких исторических обобщений.

Смысл заглавия «За далью – даль» — в самом содержании поэмы. По меньшей мере три дали видит художник необъятность географических просторов России; историческую даль как преемственность поколений и осознание неразрывной связи времени и судеб; и, наконец, бездонность нравственных запасников души лирического героя, стремящегося осмыслить итоги минувшей войны и послевоенных лет.

Сам образ поэта, находившегося в путевой обстановке, у которого картины родной природы, необъятные дали страны, встречи и беседы в пути вызывают размышления о судьбах своего Отечества, о долге человека и человечества, — этот образ повествователь предстает как образ нашего современника, живущего богатой духовной жизнью. Обычный дорожный эпизод – переезд через Волгу – вызывает мысль о великих стройках на реке, о давней, еще со времен Петра, мечте русских соединить водные пути России с пятью морями.

Так построены почти все главы поэмы. Постепенно оказываются в поле зрения различные события современности и недавнего прошлого: освоение Сибири («Огни Сибири»), Отечественная война («Фронт и тыл»), судьба молодого поколения («Москва в пути»), история невинно пострадавшего сверстника («Друг детства»), героизм строителя наших дней («На Ангаре»).

Как дорог мне в родном народе
Тот молодеческий резон,
Что звал всегда его к свободе,
К мечте, живущей испокон.

Необъятную территорию родной земли поэт сравнивает со звездной ширью:

Как Млечный Путь, огни земные
Вдоль моего текут пути.

В главе «Огни Сибири» дается таким образом картина:

Сибирь!
Леса и горы скопом.
Земли довольно, чтоб не ней
Раздаться вширь пяти Европам
Со всею музыкой своей.

Перед взором поэта проплывает Волга-матушка, вобравшая в себя семь тысяч рек, Урал с его «главной кувалдой страны», сибирская тайга, Байкал, Забайкалье, тысячеверстные просторы вплоть до Тихого океана. И невольно вырывается слово сыновнего признанья:

Да, я причастен к этой гордой силе
И в этом мире – богатырь
С тобой, Москва,
С тобой, Россия,
С тобою, звездная Сибирь!

На всю жизнь поэт сохраняет как самое святое ощущение «малой родины» чувство преданной любви к этому уголку России, где ему впервые пришлось увидеть свет.

С дороги – через всю страну –
Я вижу отчий край смоленский…

Память поэта восстанавливает картины босоногого детства, тревожной юности, трудных военных лет. Минувший и нынешний день сплетаются в тугой узел под перестук вагонных колес. Созидание и доброта – вот нравственный камертон, по которому выверяет ход времени автор поэмы. Совсем по-пушкински, по-некрасовски вырывается из наболевшей души поэта:

Мне жизни радостно и больно,
Я верю, мучаюсь, люблю.

Сливаясь воедино, «три дали» придают особую глубину видения мира. Перед нами – бесконечное полотно жизни, данное в трех изменениях: пространственном, временном, нравственно-психологическом. В своей поэме автор даже самые драматические события и явления воспроизводит с позиции правды:

За годом — год, за вехою – веха,
За полосою – полоса,
Нелегок путь,
Но ветер века –
Он в наши дует паруса.

Раздумья о народе, его трудовом и ратном подвиге, о красоте его души, о его вечности и силе в центре всех глав: и героических, и лирических, и трагедийных. Автор показал трудный опыт советского периода.

Твардовский создал новый тип лирической поэмы – лирико-философскую эпопею. Он смело говорил о самых сложных и противоречивых явлениях эпохи и давал им глубокое социально-историческое и философское толкование.

Похожие публикации