Война всех против всех. Война всех против всех кто сказал

«Война всех против всех» ("Bellum omnium contra omnes"). Используемое в моральной философии со времен античных софистов представление о таком состоянии общества, при котором существует всеобщая перманентная вражда и непрекращающееся взаимное насилие. В смягченной форме представление о В.В.П.В. включает неконтролируемый рост агрессивности в обществе, приводящий к постоянным межчеловеческим конфликтам. По своей сути В.В.П.В. является идеальной моделью доведенных до крайней степени деструктивности и эгоизма, которая, будучи спроецированной на реальность, служит основанием для исторических интерпретаций, прогнозов, моралистических рассуждений и предостережений. Ее значение для этической мысли определяется тем, в каких целях применяется импрессивная и очень наглядная картина универсального конфликта.

Первую парадигму ее использования можно охарактеризовать как попытку дедуцировать из неразрешимых внутренних противоречий состояния всеобщей войны происхождение, содержание и обязательность моральных (или морально-правовых) норм. Подобная попытка предпринимается как в некоторых теориях общественного договора (в том числе, в концепциях негласной, но одномоментной конвенции), так и в эволюционно-генетических теориях происхождения морали. Одновременно, теории, выводящие мораль из какого-либо варианта В.В.П.В., могут быть подразделены на концепции, предполагающие, что такое состояние является первоначальным, и концепции, для которых В.В.П.В. есть негативный результат развития, требующий компенсации через возникновение морально-правовой (или традиционно-нравственной) системы.

Концепция Т. Гоббса, впервые в истории философской мысли употребившего саму формулировку "В.В.П.В." (аналог – "война каждого против своих соседей"), исходит из того, что это состояние является изначальным (т.е. естественным) для человека. Этот вывод делается на основе теоретического анализа страстей и эмпирического исследования недостатков гражданского состояния. Формальным условием войны служат равенство способностей индивидов и естественное право ("право всех на все"), а движущими силами: соперничество - в нападениях из-за наживы, недоверие - в превентивных нападениях, жажда славы - в нападениях из соображений чести. В.В.П.В., по Гоббсу, не постоянная битва, а серия эпизодов борьбы, перемежающихся мучительным ожиданием ударов со стороны соседей. Наряду со строго атомизированной картиной В.В.П.В. (наиболее неисторичной), у Гоббса присутствует описание войны малых семей или построенных иерархически союзов для взаимопомощи. Это несколько изменяет представление о враге: он не просто каждый, но каждый, кому я не повинуюсь или кем я не повелеваю. Теоретическое значение представления о В.В.П.В. состоит в том, что именно ее неудобства делают неизбежным договорное решение о создании Суверена, а значит, и появление морали (вернее, морально-правовой системы). Ведь без внушающей страх государственной власти мораль, по Гоббсу, не может существовать на нормативном уровне, а нравственность - в виде некоторой реальности.

Схожая модель использования образа В.В.П.В. существует во фрейдовской концепции "нравственного прогресса" при переходе от патриархальной орды к братскому клану, хотя участниками войны являются только мужские, половозрелые особи, а предмет раздора ограничен областью сексуальности. Уже в орде наступление локальной В.В.П.В. едва сдерживается силой вожака и она неизбежно возникает в случае его ослабления или смерти. Однако наибольшее теоретическое значение для интерпретации возникновения морали, по Фрейду, имеет ситуация после коллективного праубийства, когда "в борьбе всех против всех" могла погибнуть "новая (братская) организация". Система первоначальных нравственных запретов (на инцест и на убийство брата), опирающаяся на некое подобие общественного договора, становится единственным средством уйти от взаимного уничтожения.

Договорная модель появления морали, возникающей как способ возвращения фундаментальных черт жизненной системы, предшествовавшей В.В.П.В., присутствует у Ж.Ж.Руссо. Состояние всеобщей войны, которое грозит гибелью человеческому роду, является важным моментом в противоречивом процессе замены "инстинкта справедливостью". В.В.П.В. у Руссо не есть следствие абсолютно разобщенного состояния индивидов, наоборот, она наступает с появлением всеобщей потребности в совместной общественной жизни. Ее причина не природное равенство, а развитие системы социального (имущественного) расслоения. Ведущей силой "самой страшной войны" и препятствием к созданию оборонительных объединений служит зависть чужому богатству, заглушающая "естественную (инстинктивную) сострадательность и еще слабый голос справедливости".

Некоторые современные эволюционно-генетические концепции структурно воспроизводят руссоистскую модель. Это касается тех теорий, которые трактуют мораль как механизм компенсации ослабления биологических (инстинктивных) рычагов регулирования взаимных отношений в группах (или внутри видов) при переходе от животного к человеку. Так, К.Лоренц описывает изначальное положение человека как существа, лишенного механизма торможения внутривидовой агрессии, возбудимого, с неконтролируемыми вспышками ярости, но внезапно получившего мощные средства нападения (оружие). В такой ситуации внутривидовой отбор автоматически превращается в смягченное выражение В.В.П.В., которая впоследствии несколько ограничивается наиболее простыми формами "ответственной морали". Сходным образом в концепции Ю.М.Бородая понимается "антропогенетический тупик", порожденный обострением "напряженности внутристадных отношений" (вплоть до опасности взаимного истребления самцов) и разрешающийся в отказе от непосредственного осуществления эгоцентрических инстинктов через идентификацию себя с другим. Иное воспроизведение той же структуры присутствует в концепциях, где мораль в ее универсальной и абсолютной форме является результатом компенсации того обособления, которое возникает в ходе распада родового единства и ведет к "попранию норм общения, выработанных в архаическом обществе" (Р.Г. Апресян) - прямой, хотя и крайне смягченной параллели В.В.П.В.

Во второй парадигме представления о В.В.П.В. являются частью морально ориентированной аргументации против революционных политических течений, требующих целостной рациональной перестройки системы общественных институтов, исходя из соображений справедливости. Состояние всеобщей войны становится здесь неизбежным нравственным коррелятом радикальных социально-политических преобразований. Уже Гоббс замечает, что любое крупное выступление против власти автоматически превращает народ в массу (multitudo), что ведет к "хаосу и В.В.П.В." Поэтому величайшие эксцессы угнетения "едва чувствительны по сравнению... с разнузданным состоянием безвластия". Европейские консерваторы кон. XVIII в. заостряют мысль Гоббса, считая, что всякое нарушение органического, традиционного общественного порядка ведет к проявлениям В.В.П.В.: "асоциальному и антигражданскому хаосу", переходу "в антагонистический мир безумия, порока, разлада и бессмысленного горя" (Э.Берк) и даже – "кровавому месиву" (Ж. де Местр). В более поздней философской критике революций сохраняется тот же подход.

Третья парадигма использования картины В.В.П.В. встроена в общую логику критики социального порядка, ориентированного на воплощение моральных ценностей. В этом случае война на основании гедонистических или перфекционистских соображений понимается как более приемлемое для индивида состояние, чем моральное ограничение. Так, в "Философии в будуаре" А.Д.Ф. де Сада состояние В.В.П.В. предстает как одно из наиболее желательных с гедонистической точки зрения следствий стремления к политической свободе. Будущее французской республики, в изложении де Сада, похоже на гоббсовское общество, которое, наконец, осознало пагубность Левиафана и, обогащенное знанием об иллюзорности его обещаний, связанных с исполнением нравственного закона, вернулось к естественному состоянию с его опасностями и наслаждениями. Ф. Ницше, в отличие от де Сада, имеет в виду перфекционистскую перспективу, когда характеризует стремление ко всеобщему миру, то есть времени, "когда будет нечего больше бояться", как императив "стадной трусости" и признак крайней степени "падения и распада". Поэтому призыв к войне из "Так говорил Заратустра" (раздел "О войне и воинах") преследует двустороннюю цель: это и низвержение "нынешнего человека", и создание того тигля, в котором родится человек обновленный ("по тысяче мостов и тропинок стремятся они к будущему и пусть между ними будет больше войны и неравенства: так заставляет меня говорить моя великая любовь"). Всеобщая война, поиск врага и ненависть к нему обретают для Ницше статус самодостаточных ценностей ("благо войны освящает всякую цель").

А.В.Прокофьев

Литература:

• Берк Э. Размышления о революции во Франции. М.: Рудомино, 1993.
• Бородай Ю.М. Эротика – смерть – табу: трагедия человеческого сознания. М.: Гнозис. 1996 (очерк второй).
• Гоббс Т. Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского // Там же Т. 2.
• Гоббс Т. О гражданине // Гоббс Т. Соч. в 2 т. М.: Мысль, 1991. Т. 1.
• Лоренц К. Агрессия (так называемое зло). М.: Прогресс. 1994.
• Маркиз де Сад. Философия в будуаре. М.: МП Проминформо, 1992.
• Ницше Ф. По ту строну добра и зла // Ницше Ф . Сочинения в 2 т. М.: Мысль. Т. 1.
• Ницше Ф. Так говорил Заратустра // Там же.
• Прокофьев А.В. «Война всех против всех // Этика: Энциклопедический словарь. М.: Гардарики, 2001.
• Руссо Ж.Ж. Об общественном договоре, или Принципы политического права //

Томас Гоббс – классик социальных наук. Жил он во времена гражданской войны в Англии, был политическим диссидентом. Но главное, что он оставил после себя – его политический трактат Левиафан, который в России, к сожалению, почти никто из специалистов по международным отношениям не читает. Этот текст источник всей проблематики теории международных отношений, даже пресловутой теории заговоров.

С чего начинает Гоббса, чем он полезен для международных отношений. Для этого необходимо ответит на ряд вопросов. Что такое война всех против всех и как она проявляется в международных отношениях? Возможна ли справедливость в условиях войны всех против всех? Почему субъекты войны всех против всех могут считаться равными?

Чтобы ответить на вопрос о войне всех против всех надо разобраться с природой человека у Гоббса. Первое, что утверждает Гоббса в 13 главе – равенство людей. «Люди равны от природы. Природа создала людей равными в отношении физических и умственных способностей, ибо хотя мы наблюдаем иногда, что один человек физически сильнее или умнее другого, однако если рассмотреть все вместе, то окажется, что разница между ними не настолько велика, чтобы один человек, основываясь на ней, мог претендовать на какое-нибудь благо для себя, а другой не мог бы претендовать на него с таким же правом. В самом деле, что касается физической силы, то более слабый имеет достаточно силы, чтобы путем тайных махинаций или союза с другими, кому грозит та же опасность, убить более сильного.»

Физическая и умственная разница не отменяет того, что люди могут претендовать на одно и то же с равным правом. Это оптика Нового Времени, отрицающая привилегии Средних веков. Равенство ума от жизненного опыта, которое присущее всем. И здесь принципиальное значение имеет усердие. Глупость – отсутствие опыта и отсутствие усердия поумнеть. Глупость регулярно проявляется в войне всех против всех. Стоит заметить, что при этом Гоббс игнорирует тему способностей.

Применительно международным отношениям из Гоббса можно сделать вывод, что государства равны, как и люди, могут претендовать на одно и тоже. Ни одна страна не может быть самодостаточна по ресурсам. Умственное равенство для государства тоже характерно для государства. Она может проявляется как исключительность (любовь к самому себе и своим особенностям), признание, возможность заключение союзов. Понимание принципа равенства делает возможным оценку своих собственных сил, и только тогда возможен переход к разумным активным действиям.

Притязание и есть равенство. Из этого равенства возникает равенство надежд на достижение целей. Например, вопрос воды. Все государства хотят иметь доступ к чистой питьевой воде. И жить люди хотят равным образом.

Факторы, ведущие к войне, заложенные в природе человека. 1) соперничество 2) недоверие (diffidence) или неуверенности в себе и 3) жажда славы.

Недоверие движимо поиском собственной безопасности, стремление защититься и сохранить приобретенное.

Жажда славы – стремление получить символический капитал. Или словами самого Гоббса: «каждый человек добивается, чтобы его товарищ ценил его так, как он сам себя ценит, и при всяком проявлении презрения или пренебрежения, естественно, пытается, поскольку у него хватает смелости (а там, где нет общей власти, способной заставить людей жить в мире, эта смелость доходит до того, что они готовы погубить друг друга), вынудить у своих хулителей большее уважение к себе: у одних наказанием, а у других примером» этой фразе самое емкое выражение анархии. Так как нет нормы, человек в этом желании человек пытается дойти до крайности.

Состоянии войны всех против всех будет до того, как человек ограничит свои притязании. Счастливым человек в условиях войны всех против всех быть не может. Победа сегодня может стать причиной поражения завтра. Труды крестьянина могут быть отняты любым разбойником. А он убит союзов мелких торговцев, которых в свою очередь «нагнет» латифундист своей бригадой. В состоянии войны всех против всех нет места для трудолюбия, так как никому не гарантированы плоды его труда, и потому нет земледелия, судоходства, морской торговли, удобных зданий, нет средств движения и передвижения вещей, требующих большой силы, нет знания земной поверхности, исчисления времени, ремесла, литературы, нет общества, а, что хуже всего, есть вечный страх и постоянная опасность насильственной смерти, и жизнь человека одинока, бедна, беспросветна, тупа и кратковременна».

Время войны. Война - это не только боевые действия, но и само ожидание, подготовка боевых действий. В качестве примера войны всех против всех Гоббс приводит пример – наличие армии, форты, шпионы. Готовность к войне и есть война. Состояние готовности – и есть состояние войны. Все остальное – мир

Состояние войны всех против всех существует до тех пор, пока нет общей власти, создающей общий порядок. В этом состоянии нет справедливости и несправедливости. Где нет общей власти, нет закона, нет несправедливости.

Такого состояния внутри государств не наблюдается, но очевидно на международной арене. Отсюда понятие международной анархии, которое прочно стало основным понятием теории международных отношений. «Каждое государство обладает суверенитетом, и не существует никакого государства, которое бы могло объединить всех в этом мире. Следовательно, мир существует в условиях международной анархии, где государства соревнуются между собой, отстаивая собственные интересы исходя из имеющейся у них силы. Этот принцип, изначально сформулированный реалистами вслед за Гоббсом, признается и Английской школой.

Важный вопрос который в связи с этим Гоббс и который становится основным вопросом теории международных отношений – вопрос о мире. Есть страсти – страх смерти и желание вещей необходимых для хорошей жизни – которые могут обеспечить мир, пишет буквально одной строкой Гоббс в конце 13-ой главы. И за это потому ухватится Кант, а в след за ним сторонники либерального подхода к теории международных отношений. Справедливость и равенство. Разум подсказывает условие мира – эти условия – естественные законы, которые приведут к заключению договора.

Другими проблемами, стоящими в центе теории МО и рассмотренных Гоббсом, являются – политика сдерживания и дилемма безопасности. Вследствие взаимного недоверия нет более разумного для человека способа обеспечить свою жизнь, чем принятие предупредительных мер, т. е. силой или хитростью держать в узде всех, кого он может, до тех пор, пока не убедится, что нет другой силы, достаточно внушительной, чтобы быть для него опасной.

Эта модель близка к модели, предлагаемой Гоббсом. По его мнению, ис­точником отрицательного начала является природа (неполитическое соци­альное), а носителями положительного - институты (политическое или граж­данское общество). Для Гоббса человек есть жертва страстей, которые можно квалифицировать как социальные в той мере, в какой они связаны с взаимо­отношениями людей, хотя в то же время эти страсти противоположны соци­альности, так как люди в своем «естественном состоянии» вовлекаются стра­стями в разрушительную сверхконфликтность. Естественное состояние ха­рактеризуется прежде всего царящим в нем равенством: все люди равны, по­тому что каждый, даже самый слабый, имеет достаточно сил, чтобы убить самого сильного (прибегая к хитрости или объединяясь с другими). Но ра­венство людей в природном состоянии состоит также в том, что все они, бла­годаря опыту, приобретают осторожность и практическую мудрость. Так воз­никает равенство в умении и способностях, а также в надежде добиться осу­ществления собственных целей.

Из этого вытекают три причины войны в природе человека: это соперничест­во, недоверие и любовь к славе; три типа агрессивности, связанные со стремле­нием к выгоде, к безопасности и к известности.

Соперничество возникает потому, что люди, желающие получить одно и то же, становятся врагами. В самом деле, если агрессору нечего опасаться, кроме силы других людей, если одни сажают, сеют, строят, живут в удобном месте, ве­роятно, что другие, объединив свои силы, будут всячески пытаться не только лишить их собственности и плодов их труда, но и отнять у них жизнь и свободу. Такой агрессор сам станет вероятной жертвой другой агрессии.

Так порождается всеобщее недоверие, ибо осторожность требует упреждаю­щих действий для подчинения себе достаточного числа людей, чтобы более не опасаться враждебных сил. Однако таким путем нельзя достичь состояния рав­новесия, поскольку существуют такие люди, которые в погоне за могуществом будут готовы переступить порог собственной безопасности, и тогда другие, что­бы сохранить себя, должны также наращивать свои силы.

Наконец, любовь к славе (гордыня) возникает потому, что в условиях общест­венной жизни каждый хочет, чтобы другие уважали его настолько, насколько*он

ЧАСТЬ I. Институт политики

уважает сам себя; при этом, стремясь добиться признания собственной значи­мости, он может не остановиться перед тем, чтобы нанести вред другим.

Поэтому, пока люди не подчинены общей власти, они от природы наделены правами, но их естественные права вступают во множество противоречий и из-за этого полностью теряют свою эффективность: каждый может присвоить себе что ему угодно, но ничья собственность не гарантирована. При отсутствии ин­ститутов, держащих людей в повиновении, они находятся в состоянии войны всех против всех (bellum omnium contra omnes), которая препятствует развитию техники, искусства, знания, притом оказываются в положении, сравнимом с положением американских дикарей. И тогда «жизнь человека одинока, бедна, беспросветна, тупа и кратковременна» («Левиафан», гл. XIII). С созданием граж­данского общества, commonwealth (единого рынка), республики, государства люди заключают между собой «договор», по которому все и каждый передают часть своих прав в разных сферах суверенному правителю (государю или собранию). Ограничив себя только необходимой свободой, они отказываются от тех своих прав, которые мешают взаимному миру, и тогда общественная жизнь политизи­руется и вследствие этого умиротворяется. Институированная суверенность (су­веренность не в смысле монархии, а в смысле обладания верховной властью) создает политическое сообщество: по взаимной договоренности она получает от людей право использовать силу и ресурсы всех в интересах мира и коллектив­ной защиты. Возникает политический «субъект» как разумный и рациональный человек, использующий эти качества, чтобы избежать квазиживотного состоя­ния и прийти к полноценной человеческой жизни.

Итак, в противоположность Аристотелю, Гоббс не считает, что человек есть политическое животное, а полагает, что политика превращает животное в чело­века: то же самое утверждает и Руссо, полагая, однако, что переход от природно­го состояния к политическому государству является негативным явлением, хотя это неизбежно и необратимо.

Философом расширившим предмет научных размышлений до систематического исследования социальных процессов и такого важного их института как государство, стал английский мыслитель Т. Гоббс (1588-1769). Он прожил долгую и насыщенную событиями жизнь. Посетил Францию, Италию и Швецию, познакомился не только с работами выдающихся европейских учёных и мыслителей, но и установил личные контакты с Г. Галилеем и П. Гассенди. Будучи продолжателем материализма Ф. Бэкона, Т. Гоббс испытал на себе влияние рационализма Декарта. Гоббсу принадлежит определение философии как «рационального познания». Но в это определение он вкладывал иной, нежели Декарт, смысл, ибо подчёркивал, что рациональное познание опирается на данные чувственного опыта. Как и другие мыслители Нового времени, Т. Гоббс связывает успехи человечества с достижениями науки и философии, которые увеличивают техническую мощь общества и господство людей над природой. И не только над природой. Для Гоббса философия является наукой об «истинных законах гражданского общества».

Главным условием философствования Гоббс считал наличие внутреннего света, указывающего путь к истине и предостерегающего от всевозможных заблуждений. Такой свет, по мнению Гоббса, должен исходить от человеческого разума, его мышления. Бэконовское «истина дочь времени, а не авторитета» он перефразировал в положение «философия есть дочь твоего мышления». Поэтому философ связывает с мышлением возможности истинного знания, раскрытие причин и следствий происходящих событий, а не только сбор фактов как таковых. Гоббс специально подчёркивает отличие философии от тех отраслей знания, которые. Как естественная и политическая история, ограничиваются сбором эмпирических данных. Согласно Гоббсу, философия также отвергает все представления, основанные на сверхъестественном, теологию и астрологию, учение об ангелах. Философия основывается на доводах разума и отрицает божественное откровение. Тем самым Гоббс пошёл дальше Ф. Бэкона, придерживавшегося в вопросах соотношения религии и науки теории «двойственной истины», и стал на позиции более последовательного материализма. Гоббс обогатил и бэконовское понимание метода рациональными мотивациями. Будучи последователем Бэкона в вопросах, касающихся источником познания, он, как и автор «Нового органона», видел их в ощущениях. Но сам процесс философствования связывал с рациональным мышлением. Которое он трактовал в духе метафизики и механики. И даже социальные явления, не говоря уж о природных, познаются с помощью математических операций – складывания и вычитания. Гоббс настолько высоко ценил математику. Что науку вообще отожествлял с математикой, а математику зачастую сводил к геометрии. Физику он считал прикладной математикой.

Вместе с тем Гоббс пытался сочетать универсальность математики с исходной эмпирической и даже сенсуалистской установкой. Это привело его к отрицанию декартовской интуиции учения о врожденных идеях. Пытаясь совместить математический подход с данными чувственного опыта, Гоббс связывает математику не с показаниями органов чувств, а со словами человеческого языка. Язык Гоббс трактовал в духе номинализма, согласно которому общее лишь название предметов. Называя слова именами, философ отдаёт словам роль условной метки, которая помогает оживить в памяти забытые мысли. Меткой может выступать любое событие, вещь, помогающая вспомнить о чём-то. Так, тучи напомнят, что будет дождь. Тем самым Гоббс заложил основы психологических учений об ассоциациях. Связывая имя со словом, философ предупреждал об ошибочности отожествления имени с вещами. Из слов – знаков образуются предложения, а из них – умозаключения. А это важный шаг в расширении интеллектуального мира человека, ибо человек с помощью языка творит мир своей культуры, и философия изучая этот мир, получает возможность познать и самого человека. Важно что Гоббс не останавливался на словах, в которых, как в паутинах, запутываются слабые умы, а более сильные умы легко прорываются сквозь них к миру. Гоббс понимал опасность абсолютизации слов, слепой веры в их магическую силу, что имело место в средневековой схоластике. «для мудрых людейслова суть лишь марки, которыми они пользуются для счёта, для глупцов же они полноценные монеты, освященные авторитетом какого-нибудь Аристотеля, Цицерона или Фомы». ( Многозначность, неоднозначность слов – факт, с которым должен считаться любой исследователь. Задача познания - преодолеть эту двусмысленность с помощью более точных определений слов: «Свет человеческого ума – это вразумительные слова, однако предварительно очищенные от всякой двусмысленности точными дефинициями». (Гоббс, Т. Избранные произведения: В 2 т. – М.:1964. – Т. 2. – с. 71).

Исходя из этого, он возражал против декартового «я мыслю, следовательно я существую» и тезиса о врожденности идеи Бога как актуально бесконечного существа.

Вместе с тем Гоббс больше известен не столько своей гносеологической концепцией, сколько как философ государства, написавший «Левиафан» (1651). Государство, которое Гоббс и называет Левиафаном, не вечно, оно создано человеком по своему образу и подобию. Этот искусственный человек могуществен, его власть неограниченна, что делает его земным божеством.

Согласно Гоббсу, все люди равны от природы. Однако поскольку они – эгоисты и стремятся не только сохранить собственную свободу, но и подчинить один другого, то возникает ситуация «война всех против всех» это делает жизнь «беспросветной и короткой». В подобном обществе человек человеку – волк. В таком государственном состоянии не может быть собственности, справедливости и несправедливости, поскольку в обществе все процессы определяются инстинктами и наиболее нужными добродетелями выступают коварство и сила. Чтобы выжить в этой войне, люди объединяются передав полномочия центральной власти. Таким образом, государство предстаёт как результат действия общественного договора. Договор между людьми завершается выбором правителя или верховного органа – от этого зависит форма правления, – который помогает положить конец войне. Поскольку государство отражает желание всех объединившихся, то против него не в силах бороться отдельные люди. Наступает мир.

Выбор правителя или верховного органа помогает, согласно Гоббсу самосохранению, контролирует наши желания. Это способствует обузданию инстинктов и ограничивает желание подчинять других. Тем самым мораль возможна только внутри государства, ибо вне его нет критериев, помогающих отличить порок от добродетели: «только в государстве существует всеобщий масштаб для добродетелей и пороков. И таковым масштабом, поэтому, могут служить лишь законы каждого государства» (Гоббс, Т. Избранные произведения: В 2 т. – М.:1964. – Т. 2. – с. 194). Вот почему подчинение законам является обязательным для каждого, и нарушение закона предстаёт у Гоббса как порок. Тем самым право выступает основанием морали. Подчинение власти представляет нравственный поступок, и всё это способствует совместной жизни людей в рамках государства. Тем самым Гоббс жестко связывает бытие человека как разумного и наиболее «превосходного произведения природы» с великим Левиафаном как его творением. По существу, человек как разумное существо появляется с момента создания им самим государства. Проводя прямые аналогии между вновь созданным «искусственным телом» – государством, живущим по законам и «естественным телом», подчиняющимся инстинктам и живущим в состоянии «войны всех против всех», Гоббс сравнивает верховную власть с душой, судебные и исполнительные органы с суставами, награды и наказания с нервами, советников с памятью, законы и справедливость с разумом, гражданский мир со здоровьем, смуту с болезнью и, наконец, гражданскую войну со смертью. Без власти государства все призывы к морали превращаются в пустой звук. Только государство вносит порядок в беспорядочный поток человеческих и инстинктов, с помощью закона обуздывает их, чтобы люди не могли вредить друг другу.

«Вне государства владычество страстей, война, страх, бедность, мерзость, одиночество, дикость, невежество, зверство – настаивает автор «Левиафана», – в государстве – владычество разума, мир, безопасность, благолепие, общество, изысканность, знания, благосклонность». Лучшей формой государства, по Гоббсу, является абсолютная монархия.

Посмотрим, в чем состоит особенность следующего (после обоснования равенства) шага рассуждения. "Из этого равенства способностей возникает равенство надежд на достижение наших целей. Вот почему, если два человека желают одной и той же вещи, которой, однако, они не могут обладать вдвоем, они становятся врагами", - пишет Гоббс. Следовательно, мыслители XVII в. фактически уже вели обусловленное логикой рассматриваемых ими проблем (проблем права, отношения людей друг к другу, равенства и свободы, человеческих конфликтов) социальное исследование, в котором реально переплетались социально-философское, социально-психологическое и аксиологическое рассмотрения. Хотя этих терминов у философов XVII в., разумеется, не было, сами способы подобных исследований в зародыше уже имелись. Не случайно же рассматриваемые аспекты учения о человеческой природе наиболее тщательно разрабатывались тогда, когда включались в качестве составной части в философию государства и права. Создавая учение о государстве и представляя его в виде Левиафана, "искусственного человека", Гоббс считал необходимым с самого начала рассмотреть "материал, из которого он сделан, и его мастера, т.е. человека". Итак, от утверждения естественного равенства Гоббс переходит к мысли о неискоренимости войны всех против всех. Резкость и, можно сказать, безжалостность, с какой Гоббс сформулировал эту мысль, отталкивала его современников. Но на деле их согласие с Гоббсом было глубоким: ведь все крупные философы тоже считали, что люди "от природы" скорее заботятся о себе, чем об общем благе, скорее вступают в борьбу, чем воздерживаются от конфликта, и что ориентацию на благо других людей в индивиде необходимо особо воспитывать, прибегая к доводам разума, к различным государственным мерам и т.д.

Для Гоббса состояние мира и взаимопомощи немыслимо без сильного государства. Локк же считает допустимым помыслить внегосударственное и внеправовое состояние полной свободы и равенства, тем не менее совместимое с миром, доброй волей, взаимопомощью людей. Логика Гоббса обусловлена реальностью известной ему истории общества, логика Локка - стремлением к цельности и завершенности идеала. Гоббс не считал себя вправе просто зафиксировать разрыв между идеалами равенства и свободы, якобы соответствующими "истинной" природе человека, и реальной жизнью людей. Он исследовал проблему глубже, резче, радикальнее, чем Локк. Отклонение идеала от реальности он понимал как принципиальную и постоянную возможность, вытекающую из самой человеческой природы. И по отношению к известным ему обществам он не грешил против исторической правды, когда показывал, что забота людей только о самих себе удостоверялась их борьбой друг с другом, войной всех против всех.

Гоббс хотел недвусмысленно связать образ войны всех против всех не столько с прошлым, сколько с действительными проявлениями социальной жизни и поведения индивидов в его эпоху. "Может быть, кто-нибудь подумает, что такого времени и такой войны, как изображенные мной, никогда не было; да и я не думаю, чтобы они когда-либо существовали как общее правило по всему миру, однако есть много мест, где люди живут так и сейчас", - пишет Гоббс и ссылается, например, на жизнь некоторых племен в Америке. Но особенно настойчиво осуществляется сближение естественного состояния и, следовательно, свойств человеческой природы с поведением людей во время гражданской войны и с "непрерывной завистью", в которой пребывают по отношению друг к другу "короли и лица, облеченные верховной властью".

Гоббс использует гиперболизированное "естественное состояние" для своеобразного гуманистически-нравственного предостережения; он как бы говорит людям: подумайте над теми следствиями, которые были бы неизбежны, если бы единственным правилом было следование индивида одним собственным побуждениям, если бы он вовсе не принимал в расчет благо и интересы других людей, если бы общественный порядок, нормы, ограничения вообще не существовали. В результате получается, что это - своеобразное "доказательство от противного" тезиса о необходимости общественного объединения, общественного договора, прежде всего для отдельного человека, для его блага. Вместе с тем Гоббс обратил внимание и на другой факт: несмотря на постоянное стремление к перераспределению собственности и власти люди вынуждены жить в одном и том же государстве, так или иначе подчиняясь государственному порядку и самым различным общественным релятивам. Гоббса интересовала закономерная причинная логика такого, пусть временного и относительного, общественного мира.

Стремление человека к миру, т.е. к согласной, упорядоченной жизни с другими людьми, требует от него серьезных жертв и ограничений, которые порой могут показаться непосильными, невыполнимыми. Но суть дела для Гоббса - в провозглашении принципа, согласно которому индивиду надо отказаться от неограниченности притязаний, ибо это делает невозможной согласованную жизнь людей. Отсюда он выводит закон, предписание разума: Гоббс считает необходимым и разумным во имя мира отказаться даже от исконных прав человеческой природы - от безусловного и абсолютного равенства, от неограниченной свободы. Основной пафос концепции Гоббса состоит в провозглашении необходимости мира (т.е. согласованной совместной жизни людей), коренящейся в природе человека, причем равно и в его страстях, и в предписаниях его разума. Гипотетический и в то же время реалистический образ войны всех против всех также отчасти служит этой цели. Гоббса нередко упрекали в том, что он был сторонником слишком жесткой и решительной государственной власти. Но нельзя забывать, что он отстаивал лишь сильную власть государства, опирающуюся на закон и разум.